Король и королева часто путешествовали по своей стране, и Гулливер обычно сопровождал их.
Во время этих путешествий он понял, почему никто никогда не слыхал о государстве Бробдингнег.
Страна великанов расположена на огромном полуострове, отделенном от большой земли цепью гор. Горы эти такие высокие, что перебраться через них совершенно немыслимо. Они отвесны, обрывисты, и среди них много действующих вулканов. Потоки огненной лавы и тучи пепла преграждают путь к этому исполинскому горному хребту. С остальных трех сторон полуостров окружен океаном. Но берега полуострова так густо усеяны острыми скалами, а море в этих местах такое бурное, что пристать к берегам Бробдингнега не смог бы даже самый опытный моряк. Только по какой-то счастливой случайности кораблю, на котором плыл Гулливер, удалось подойти к этим неприступным скалам. Обычно даже щепки от разбитых кораблей не доплывают до неприветливых, пустынных берегов. Рыбаки не строят здесь своих хижин и не развешивают сетей. Морскую рыбу, даже самую крупную, они считают мелкой и костлявой. И неудиви- тельно! Морская рыба заходит сюда издалека - из тех мест, где все живые существа гораздо меньше, чем в Бробдингнеге. Зато в местных реках попа- даются форели и окуни величиной с большую акулу. Впрочем, когда морские бури прибивают к прибрежным скалам китов, ры- баки иногда ловят их в свои сети. Гулливеру как-то раз случилось увидеть довольно крупного кита на пле- че у одного молодого рыбака. Этого кита купили потом для королевского стола, и он был подан в большом блюде с подливкой из разных пряностей. Китовое мясо считается в Бробдингнеге редкостью, но оно не понрави- лось ни королю, ни королеве. Они нашли, что речная рыба гораздо вкуснее и жирнее. За лето Гулливер изъездил страну великанов вдоль и поперек. Чтобы ему было удобнее путешествовать и чтобы Глюмдальклич не уставала от большого тяжелого ящика, королева заказала для своего Грильдрига особый дорожный домик.
Это был квадратный ящичек всего в двенадцать шагов длины и ширины. В трех стенках его проделали по окошку и затянули их легкой решеткой из железной проволоки. К четвертой, глухой стене были приделаны две прочные пряжки. Если Гулливеру хотелось ехать на лошади, а не в карете, верховой ста- вил ящик на подушку у себя на коленях, просовывал в эти пряжки широкий кожаный ремень и пристегивал к своему поясу. Гулливер мог переходить от окошка к окошку и с трех сторон осматри- вать окрестности. В ящике была походная постель - гамак, подвешенный к потолку, - два стула и комод. Все эти вещи были крепко привинчены к полу, для того что- бы они не падали и не опрокидывались от дорожной тряски. Когда Гулливер и Глюмдальклич отправлялись в город за покупками или просто так, погулять, Гулливер входил, в свой дорожный кабинет, а Глюм- дальклич садилась в открытые носилки и ставила ящичек с Гулливером к се- бе на колени.
Четыре носильщика неторопливо несли их по улицам Лорбрульгруда, а вслед за носилками шла целая толпа народа. Всем хотелось бесплатно пос- мотреть на королевского Грильдрига. Время от времени Глюмдальклич приказывала носильщикам остановиться, доставала Гулливера из ящика и ставила его себе на ладонь, чтобы любо- пытным было удобнее его рассматривать. Когда шел дождь, Глюмдальклич и Гулливер выезжали по делам и на про- гулку в карете. Карета была величиной с шестиэтажный дом, поставленный на колеса. Но это была самая маленькая из всех карет ее величества. Ос- тальные были гораздо больше. Гулливер, который всегда был очень любознателен, с интересом осматри- вал различные достопримечательности Лорбрульгруда. Где только он не побывал! И в главном храме, которым так гордятся бробдиигнежцы, и на большой площади, где устраиваются военные парады, и даже в здании королевской кухни... Вернувшись домой, он сейчас же раскрывал свой путевой журнал и вкрат- це записывал впечатления. Вот что написал он после возвращения из храма:
"Здание действительно великолепное, хоть колокольня его вовсе не так уж высока, как говорят здешние жители. В ней нет и полной версты. Стены сложены из тесаных камней какой-то местной породы. Они очень толстые и прочные. Если судить по глубине бокового входа, толщина их равняется со- рока восьми шагам. В глубоких нишах стоят прекрасные мраморные статуи. Они выше живых бробдингнежцев по крайней мере в полтора раза. Мне уда- лось разыскать в куче мусора отломанный мизинец одной статуи. По моей просьбе Глюмдальклич поставила его стоймя рядом со мной, и оказалось, что он доходит мне до уха. Глюмдальклич завернула этот обломок в платок и принесла домой. Я хочу присоединить его к другим безделушкам моей кол- лекции".
После парада бробдингнежских войск Гулливер написал: "Говорят, на поле было не больше двадцати тысяч пехотинцев и шести тысяч кавалеристов, но я ни за что не мог бы сосчитать их - такое огром- ное пространство занимала эта армия. Мне пришлось смотреть парад издале- ка, так как иначе я бы ничего не увидел, кроме ног. Это было очень величественное зрелище. Мне казалось, что каски всад- ников касаются своими остриями облаков. Земля гудела под копытами коней. Я видел, как все кавалеристы по команде обнажили сабли и взмахнули ими в воздухе. Кто не бывал в Бробдингнеге, пусть даже не пытается вообразить себе эту картину. Шесть тысяч молний разом вспыхнули со всех сторон не- бесного свода. Куда бы ни занесла меня судьба, я не забуду этого". О королевской кухне Гулливер написал в своем журнале всего несколько строк: "Я не знаю, как изобразить словами эту кухню. Если я самым правдивым и честным образом буду описывать все эти котлы, горшки, сковородки, если я попробую рассказать, как повара поджаривают на вертеле поросят величи- ной с индийского слона и оленей, рога которых похожи на большие ветвис- тые деревья, мои соотечественники мне, пожалуй, не поверят и скажут, что я преувеличиваю по обычаю всех путешественников. А если я из осторожнос- ти что-нибудь преуменьшу, все бробдингнежцы, начиная от короля и кончая последним поваренком, обидятся на меня. Поэтому я предпочитаю промолчать". Иногда Гулливеру хотелось побыть одному. Тогда Глюмдальклич выносила его в сад и пускала побродить среди колокольчиков и тюльпанов.
Гулливер любил такие одинокие прогулки, но часто они кончались большими неприятностями. Один раз Глюмдальклич, по просьбе Гулливера, оставила его одного на зеленой лужайке, а сама вместе со своей учительницей пошла в глубь сада. Неожиданно надвинулась туча, и сильный частый град посыпался на зем- лю. Первый же порыв ветра сбил Гулливера с ног. Градины, крупные, как теннисные мячи, хлестали его по всему телу. Кое-как, на четвереньках, ему удалось добраться до грядок с тмином. Там он уткнулся лицом в землю и, накрывшись каким-то листком, переждал непогоду. Когда буря утихла, Гулливер измерил и взвесил несколько градин и убе- дился, что они в тысячу восемьсот раз больше и тяжелее тех, которые ему приходилось видеть в других странах. Эти градины так больно исколотили Гулливера, что он был весь в синя- ках и должен был десять дней отлеживаться у себя в ящике. В другой раз с ним случилось приключение более опасное. Он лежал на лужайке под кустом маргариток и, занятый какими-то раз- мышлениями, не заметил, что к нему подбежала собака одного из садовников - молодой, резвый сеттер. Гулливер не успел и крикнуть, как собака схватила его зубами, опро- метью побежала в другой конец сада и положила там у ног своего хозяина, радостно виляя хвостом. Хорошо еще, что собака умела носить поноску. Она умудрилась принести Гулливера так осторожно, что даже не прокусила на нем платье. Однако же бедный садовник, увидя королевского Грильдрига в зубах у своей собаки, перепугался до смерти. Он бережно поднял Гулливера обеими руками и стал расспрашивать, как он себя чувствует. Но от потрясения и страха Гулливер не мог выговорить ни слова. Только через несколько минут он пришел в себя, и тогда садовник отнес его обратно на лужайку. Глюмдальклич была уже там. Бледная, воя в слезах, она металась взад и вперед и звала Гулливера.
Садовник с поклоном вручил ей господина Грильдрига. Девочка внимательно осмотрела своего питомца, увидела, что он цел и невредим, и с облегчением перевела дух. Утирая слезы, она стала укорять садовника за то, что тот впустил в дворцовый сад собаку. А садовник и сам был этому не рад. Он божился и клялся, что больше никогда не подпустит даже к решетке сада ни одной со- баки - ни своей, ни чужой, - пусть только госпожа Глюмдальклич и госпо- дин Грильдриг не говорят об этом случае ее величеству. В конце концов на том и порешили. Глюмдальклич согласилась молчать, так как боялась, что королева на нее рассердится, а Гулливеру совсем не хотелось, чтобы придворные смея- лись над ним и рассказывали друг другу, как он побывал в зубах у разыг- равшегося щенка. После этого случая Глюмдальклич твердо решила ни на минуту не отпус- кать от себя Гулливера. Гулливер давно уже опасался такого решения и поэтому скрывал от своей нянюшки разные мелкие приключения, которые то и дело случались с ним, когда ее не было поблизости. Один раз коршун, паривший над садом, камнем упал прямо на него. Но Гулливер не растерялся, выхватил из ножен свою шпагу и, обороняясь ею, бросился в заросли кустов. Если бы не этот ловкий маневр, коршун, наверно, унес бы его в своих когтях.
В другой раз во время прогулки Гулливер взобрался на вершину како- го-то холмика и вдруг по шею провалился в нору, вырытую кротом. Трудно даже рассказать, чего ему стоило выбраться оттуда, но он все-таки выбрался сам, без посторонней помощи, и ни одним словом ни од- ной живой душе не обмолвился об этом происшествии. В третий раз он вернулся к Глюмдальклич хромая и сказал ей, что слег- ка подвернул ногу. На самом деле, гуляя в одиночестве и вспоминая свою милую Англию, он нечаянно наткнулся на раковину улитки и чуть не сломал себе ступню. Странное чувство испытывал Гулливер во время своих одиноких прогулок: ему было и хорошо, и жутко, и грустно. Даже самые маленькие птички нисколько не боялись его: они спокойно занимались своими делами - прыгали, суетились, отыскивали червяков и бу- кашек, как будто Гулливера вовсе и не было возле них.
Однажды какой-то смелый дрозд, задорно чирикнув, подскочил к бедному Грильдригу и клювом выхватил у него из рук кусок пирога, который Глюм- дальклич дала ему на завтрак. Если Гулливер пытался поймать какую-нибудь птицу, она преспокойно по- ворачивалась к нему и норовила клюнуть прямо в голову или в протянутые руки. Гулливер невольно отскакивал. Но как-то раз он все-таки изловчился и, взяв толстую дубинку, так метко запустил ею в какую-то неповоротливую коноплянку, что та повали- лась замертво. Тогда Гулливер схватил ее обеими руками за шею и с тор- жеством потащил к нянюшке, чтобы поскорей показать ей свою добычу. И вдруг птица ожила. Оказалось, что она вовсе не была убита, а только оглушена сильным ударом палки. Коноплянка начала кричать и вырываться. Она била Гулливера крыльями по голове, по плечам, по рукам. Ударить его клювом ей не удавалось, по- тому что Гулливер держал ее на вытянутых руках. Он уже чувствовал, что руки его слабеют и коноплянка вот-вот вырвется и улетит. Но тут на выручку подоспел один из королевских слуг. Он свернул разъяренной коноплянке голову и отнес охотника вместе с добычей к госпо- же Глюмдальклич. На следующий день по приказанию королевы коноплянку зажарили и подали Гулливеру на обед.
Птица была немного крупнее, чем лебеди, которых он видел у себя на родине, и мясо ее оказалось жестковато. Гулливер часто рассказывал королеве о своих прежних морских путешест- виях. Королева слушала его очень внимательно и однажды спросила, умеет ли он обращаться с парусами и веслами.
- Я корабельный врач, - ответил Гулливер, - и всю свою жизнь провел на море. С парусом я управляюсь не хуже настоящего матроса.
- А не хочешь ли ты, мой милый Грильдриг, покататься на лодке? Я ду- маю, это было бы очень полезно для твоего здоровья, - сказала королева. Гулливер только усмехнулся. Самые маленькие лодочки в Бробдингнеге были больше и тяжелее первоклассных военных кораблей его родной Англии. Нечего было и думать справиться с такой лодкой.
- А если я закажу для тебя игрушечный кораблик? - спросила королева.
- Боюсь, ваше величество, что его ждет судьба всех игрушечных кораб- ликов: морские волны перевернут и унесут его, как ореховую скорлупку!
- Я закажу для тебя и кораблик и море, - сказала королева. Через десять дней игрушечных дел мастер изготовил по рисунку и указа- ниям Гулливера красивую и прочную лодочку со всеми снастями, В этой лодочке могло бы поместиться восемь гребцов обыкновенной чело- веческой породы. Чтобы испытать эту игрушку, ее сначала пустили в лохань с водой, но в лохани было так тесно, что Гулливер едва мог пошевелить веслом.
- Не горюй, Грильдриг, - сказала королева, - скоро будет готово твое море. И в самом деле, через несколько дней море было готово. По приказу королевы плотник смастерил большое деревянное корыто, дли- ной в триста шагов, шириной в пятьдесят и глубиной больше чем в сажень. Корыто хорошо просмолили и поставили в одной из комнат дворца. Каждые два-три дня воду из него выливали и двое слуг в каких-нибудь полчаса на- полняли корыто свежей водой.
По этому игрушечному морю Гулливер часто катался на своей лодке. Королева и принцессы очень любили смотреть, как ловко он орудует вес- лами. Иногда Гулливер ставил парус, а придворные дамы с помощью своих вее- ров то нагоняли попутный ветер, то поднимали целую бурю. Когда они уставали, па парус дули пажи, и часто Гулливеру бывало сов- сем не легко справиться с таким сильным ветром. После катания Глюмдальклич уносила лодку к себе в комнату и вешала на гвоздь для просушки. Однажды Гулливер чуть не утонул в своем корыте. Вот как это произош- ло.
Старая придворная дама, учительница Глюмдальклич, взяла Гулливера двумя пальцами и хотела посадить в лодку. Но в эту минуту кто-то окликнул ее. Она обернулась, чуть разжала пальцы, и Гулливер выскользнул у нее из руки. Он бы непременно утонул или разбился, рухнув с шестисаженной высоты на край корыта или на деревянные мостки, но, к счастью, зацепился за бу- лавку, торчавшую из кружевной косынки старой дамы. Головка булавки прош- ла у него под поясом и под рубашкой, и бедняга повис в воздухе, замирая от ужаса и стараясь не шевелиться, чтобы не сорваться с булавки. А старая дама растерянно глядела вокруг и никак не могла понять, куда же девался Гулливер. Тут подбежала проворная Глюмдальклич и осторожно, стараясь не поцара- пать, освободила Гулливера от булавки. В этот день прогулка на лодке так и не состоялась. Гулливер чувство- вал себя нехорошо, и ему не хотелось кататься. В другой раз ему пришлось выдержать во время прогулки настоящий морс- кой бой. Слуга, которому поручено было менять в корыте воду, как-то недоглядел и принес в ведре большую зеленую лягушку. Он перевернул ведро над коры- том, выплеснул воду вместе с лягушкой и ушел. Лягушка притаилась на дне и, пока Гулливера сажали в лодку, тихонько сидела в углу. Но чуть только Гулливер отчалил от берега, она одним прыжком вскочила в лодку. Лодка так сильно накренилась на одну сторону, что Гулливер должен был всей тяжестью навалиться на другой борт, а не то бы она непременно опрокинулась. Он налег на весла, чтобы скорей причалить к пристани, но лягушка, словно нарочно, мешала ему. Напуганная суетой, которая поднялась вокруг, она стала метаться взад и вперед: с носа на корму, с правого борта на левый. При каждом ее прыжке Гулливера так и обдавало целыми потоками во- ды.
Он морщился и сжимал зубы, стараясь уклониться от прикосновения к ее скользкой бугристой коже. А ростом эта лягушка была с хорошую породистую корову. Глюмдальклич, как всегда, кинулась на помощь к своему питомцу. Но Гулливер попросил ее не беспокоиться. Он смело шагнул к лягушке и ударил ее веслом. После нескольких хороших тумаков лягушка сначала отступила на корму, а потом и вовсе выскочила из лодки. Был жаркий летний день. Глюмдальклич ушла куда-то в гости, и Гулливер остался один в своем ящике. Уходя, нянюшка заперла дверь своей комнаты на ключ, чтобы никто не потревожил Гулливера. Оставшись один, он широко распахнул у себя в домике окна и дверь, уселся поудобнее в кресло, раскрыл свой путевой журнал и взялся за перо. В запертой комнате Гулливер чувствовал себя в полной безопасности. Вдруг он ясно услышал, что кто-то спрыгнул с подоконника на пол и шумно пробежал или, вернее, проскакал по комнате Глюмдальклич. Сердце у Гулливера забилось.
"Тот, кто проникает в комнату не через дверь, а через окно, приходит не в гости", - подумал он. И, осторожно приподнявшись с места, он выглянул в окошко своей спальни. Нет, это был не вор и не разбойник. Это была всего-навсего руч- ная обезьянка, любимица всех дворцовых поварят. Гулливер успокоился и, улыбаясь, принялся наблюдать за ее смешными прыжками. Обезьяна перескочила с кресла Глюмдальклич на другое кресло, посидела немного на верхней полке шкафа, а потом спрыгнула на стол, где стоял до- мик Гулливера. Тут уж Гулливер опять испугался, и на этот раз еще сильнее прежнего. Он почувствовал, как дом его приподнялся и стал боком. Кресла, стол и комод с грохотом покатились по полу. Этот грохот, видимо, очень понра- вился обезьяне. Она еще и еще раз потрясла домик, а потом с любопытством заглянула в окошко. Гулливер забился в самый дальний угол и старался не шевелиться. "Ах, зачем я не спрятался вовремя под кровать! - твердил он про себя.
- Под кроватью она бы меня не заметила. А теперь уже поздно. Если я поп- робую перебежать с места на место или даже переползти, она увидит меня". И он прижался к стопке так плотно, как только мог. Но обезьяна все-таки увидела его. Весело оскалив зубы, она просунула в двери домика лапу, чтобы схва- тить Гулливера. Он кинулся в другой угол и забился между кроватью и шкафом. Но и тут страшная лапа настигла его. Он попробовал вывернуться, ускользнуть, но не смог. Цепко ухватив Гулливера за полу кафтана, обезьяна вытащила его наружу. От ужаса он не мог даже закричать. А между тем обезьяна преспокойно взяла его на руки, как нянька берет младенца, и стала покачивать и гладить лапой по лицу. Должно быть, она приняла его за детеныша обезьяньей породы. В эту самую минуту дверь с шумом отворилась, и на пороге комнаты поя- вилась Глюмдальклич. Обезьяна услышала стук. Одним прыжком она вскочила на подоконник, с подоконника - на карниз, а с карниза по водосточной трубе полезла на крышу. Она карабкалась на трех лапах, а в четвертой держала Гулливера. Глюмдальклич отчаянно закричала.
Гулливер услышал ее испуганный крик, но ответить ей не мог: обезьяна сдавила его так, что он еле дышал. Через несколько минут весь дворец был на ногах. Слуги побежали за лестницами и веревками. Целая толпа теснилась во дворе. Люди стояли, задрав головы и показывая вверх пальцами. А там, наверху, на самом гребне крыши, сидела обезьяна. Одной лапой она придерживала Гулливера, а другой набивала ему рот всякой дрянью, ко- торую вытаскивала у себя изо рта. Обезьяны всегда оставляют в защечных мешках запас полупрожеванной пищи. Если Гулливер пытался отвернуться или стиснуть зубы, она награждала его такими шлепками, что ему поневоле приходилось покоряться. Слуги внизу покатывались от хохота, а у Гулливера сжималось сердце. "Вот она, последняя минута!" - думал он. Кто-то снизу бросил в обезьяну камнем. Этот камень просвистел над са- мой головой Гулливера. За первым камнем полетел второй, третий... Хорошо, что офицер дворцо- вой стражи, опасаясь, как бы люди не убили вместе с обезьяной и коро- левского Грильдрига, строго запретил бросать в нее камни. Наконец несколько лестниц было приставлено к стенам здания с разных сторон. Два придворных пажа и четверо слуг стали подниматься наверх. Обезьяна быстро поняла, что ее окружают и что на трех лапах ей далеко не уйти. Она бросила Гулливера на крышу, в несколько прыжков добралась до соседнего здания и скрылась в слуховом окошке.
А Гулливер остался лежать на пологой, гладкой крыше, с минуты на ми- нуту ожидая, что ветер снесет его вниз, как песчинку. Но в это время один из пажей успел перебраться с верхней ступеньки лестницы на крышу. Он разыскал Гулливера, сунул его к себе в карман и благополучно доставил вниз. Глюмдальклич была вне себя от радости. Она схватила своего Грильдрига и понесла домой. А Гулливер лежал у нее на ладони, как мышонок, замученный кошкой. Ды- шать ему было нечем: он задыхался от противной жвачки, которой обезьяна набила ему рот. Глюмдальклич поняла, в чем дело. Она взяла свою самую тоненькую иго- лочку и осторожно, кончиком, выгребла у Гулливера изо рта все, что засу- нула туда обезьяна. Гулливеру сразу стало легче. Но он был так напуган, так сильно помят обезьяньими лапами, что целых две недели пролежал в кровати. Король и все придворные каждый день присылали узнать, поправляется ли бедный Грильдриг, а королева сама приходила навещать его. Она запретила всем придворным без исключения держать во дворце живот- ных. А ту обезьяну, которая чуть не убила Гулливера, приказала убить.
Когда Гулливер встал наконец с постели, король велел позвать его к себе и, смеясь, задал ему три вопроса. Ему было очень любопытно узнать, как чувствовал себя Гулливер в лапах у обезьяны, пришлось ли ему по вкусу ее угощение и что бы он стал де- лать, если бы такое происшествие случилось у него на родине, где некому было бы сунуть его в карман и доставить на землю. Гулливер ответил королю только на последний вопрос. Он сказал, что у него на родине обезьяны не водятся. Их привозят иногда из жарких стран и держат в клетках. Если же какой-нибудь обезьяне Удалось бы вырваться из неволи и она посмела бы наброситься на него, он без труда справился бы с ней. Да и не с одной обезьяной, а с целой дюжи- ной обезьян обыкновенного роста. Он уверен, что и эту огромную обезьяну он сумел бы одолеть, если бы в минуту нападения в руках у него оказалась шпага, а не перо. Достаточно было проколоть чудовищу лапу, чтобы навсег- да отбить у него охоту нападать на людей. Всю эту речь Гулливер произнес твердо и громко, высоко подняв голову и положив руку на рукоятку шпаги. Он очень не хотел, чтобы кто-нибудь из придворных заподозрил его в трусости. Но придворные ответили на его речь таким дружным и веселым хохотом, что Гулливер невольно замолчал. Он обвел глазами своих слушателей и с горечью подумал, как трудно че- ловеку добиться уважения со стороны тех, кто смотрит на него свысока. Эта мысль не раз приходила в голову Гулливеру и позже, в другие вре- мена, когда ему случалось бывать среди высоких особ - королей, герцогов, вельмож, - хоть часто эти высокие особы были ниже его на целую голову.
Жители Бробдингнега считают себя красивым народом. Может быть, это и в самом деле так, но Гулливер смотрел на них как будто сквозь увеличи- тельное стекло, и потому они ему не очень нравились. Их кожа казалась ему слишком толстой и шершавой - он замечал каждый волосок на ней, каждую веснушку. Да и мудрено было не заметить, когда эта веснушка была величиной с блюдечко, а волоски торчали, как острые шипы или как зубья гребенки. Это навело Гулливера на неожиданную и за- бавную мысль. Как-то раз утром он представлялся королю. Короля в это время брил придворный цирюльник. Беседуя с его величеством, Гулливер невольно посматривал на мыльную пену, в которой чернели толстые, похожие на кусочки железной проволоки волоски. Когда брадобрей окончил свое дело, Гулливер попросил у него чашку с мыльной пеной. Цирюльник очень удивился такой просьбе, но исполнил ее. Гулливер тщательно выбрал из белых хлопьев сорок самых толстых волос- ков и положил на окошко сушить. Потом он раздобыл гладкую щепочку и выстругал из нее спинку для гребешка.
С помощью самой тонкой иголки из игольника Глюмдальклич он осторожно просверлил в деревянной спинке на равных расстояниях друг от друга сорок узких отверстий и в эти отверстия вставил волоски. Затем подрезал их, чтобы они были совершенно ровные и заострил ножиком их концы. Получился прекрасный прочный гребень. Гулливер был очень рад этому: чуть ли не все зубцы на его прежнем гребешке поломались и он положительно не знал, где ему достать новый. В Бробдингнеге не было ни одного мастера, который сумел бы изготовить та- кую крошечную вещицу. Все любовались новым гребнем Гулливера, и ему за- хотелось сделать еще какую-нибудь безделушку. Он попросил служанку королевы сберечь для него волосы, выпавшие из косы ее величества. Когда их собралось порядочно, он поручил тому самому столяру, который сделал для него комод и кресла, выточить два легких деревянных стула. Предупредив столяра, что спинку и сиденье он изготовит сам из другого материала, Гулливер велел мастеру просверлить в стульях вокруг сиденья и спинки маленькие частые отверстия. Столяр исполнил все, что ему было приказано, и Гулливер приступил к работе. Он выбрал из своего запаса самые крепкие волосы и, обдумав зара- нее узор, вплел их в те отверстия, которые были для этого проделаны. Получились прекрасные плетеные стулья в английском вкусе, и Гулливер торжественно поднес их королеве. Королева была в восторге от подарка. Она поставила стулья на своем любимом столике в гостиной и показывала их всем, кто к ней приходил.
Она хотела, чтобы Гулливер во время приемов сидел именно на таком стуле, но Гулливер решительно отказался сидеть на волосах своей повели- тельницы. После окончания этой работы у Гулливера осталось еще много волос ко- ролевы, и, с разрешения ее величества, он сплел из них для Глюмдальклич изящный кошелек. Кошелек был только немногим больше тех мешков, в кото- рых у нас возят на мельницу рожь, и не годился для крупных, тяжелых бробдингнежских монет. Но зато он был очень красив - весь узорный, с зо- лотым вензелем королевы на одной стороне и серебряным вензелем Глюмдаль- клич - на другой. Король и королева очень любили музыку, и во дворце у них часто устра- ивались концерты. Гулливера тоже приглашали иногда на музыкальные вечера. В таких слу- чаях Глюмдальклич приносила его вместе с ящиком и ставила на какойнибудь из столиков подальше от музыкантов. Гулливер плотно затворял все двери и окна у себя в ящике, задергивал портьеры и гардины, зажимал пальцами уши и садился в кресло слушать му- зыку.
Без этих предосторожностей музыка великанов" казалась ему нестерпи- мым, оглушительным шумом. Гораздо приятнее были ему звуки небольшого инструмента, похожего на клавикорды. Этот инструмент стоял в комнате у Глюмдальклич, и она учи- лась играть на нем. Гулливер и сам недурно играл на клавикордах, и вот ему захотелось познакомить короля и королеву с английскими песнями. Это оказалось не- легким делом. Длина инструмента равнялась шестидесяти шагам, а каждая клавиша была шириной чуть ли не в целый шаг. Стоя на одном месте, Гулливер не мог бы играть больше чем на четырех клавишах - до других ему было не дотя- нуться. Поэтому он должен был бегать справа налево и слева направо - от басов к дискантам и обратно. А так как инструмент был не только длинный, но и высокий, то бегать ему приходилось не 110 полу, а по скамейке, ко- торую специально для него приготовили столяры и которая была точно такой же длины, как инструмент.
Бегать вдоль клавикордов взад и вперед было очень утомительно, по еще труднее было нажимать тугие клавиши, рассчитанные на пальцы великанов. Сначала Гулливер пробовал ударять по клавишам кулаком, но это было так больно, что он попросил изготовить для него две дубинки. С одного конца эти дубинки были толще, чем с другого, а для того чтобы при ударе они не слишком стучали по клавишам, Гулливер обтянул их толстые концы мышиной кожей. Когда все эти приготовления были закончены, король и королева пришли послушать Гулливера. Обливаясь потом, бедный музыкант бегал от одного конца клавикордов до другого, ударяя изо всех сил по клавишам, которые были ему нужны. В кон- це концов ему удалось довольно бегло сыграть веселую английскую песенку, которую он помнил с детства. Король и королева ушли очень довольные, а Гулливер долго не мог прий- ти в себя - после такого музыкального упражнения у него болели и руки и ноги.
Гулливер читал книгу, взятую из королевской библиотеки. Он не сидел за столом и не стоял перед конторкой, как это делают другие люди во вре- мя чтения, а спускался и поднимался по особой приставной лестнице, кото- рая вела от верхней строчки к нижней. Без этой лестницы, специально изготовленной для него, Гулливер не мог бы читать огромные бробдингнежские книги. Лестница была не очень высокая - всего двадцать пять ступенек, а каж- дая ступенька по длине равнялась строчке книги. Переходя от строчки к строчке, Гулливер спускался все ниже и ниже, а последние слова на странице он дочитывал, уже стоя на полу. Переворачи- вать страницы ему было нетрудно, так как бробдингнежская бумага славится своей тонкостью. Она и в самом деле не толще обыкновенного картона. Гулливер читал рассуждения одного местного писателя о том, как из- мельчали за последнее время его соотечественники. Писатель рассказывал о могучих великанах, некогда населявших его страну, и горько жаловался на болезни и опасности, которые на каждом ша- гу подстерегают слабых, низкорослых и хрупких бробдингнежцев. Читая эти рассуждения, Гулливер вспомнил, что и у себя на родине он читал немало книжек в таком же роде, и, улыбаясь, подумал: "И большие и маленькие люди не прочь пожаловаться на свою слабость и хрупкость. А говоря по правде, и те и другие не так уж беспомощны, как им кажется". И, перевернув последнюю страницу, он спустился с лестницы. В это время в комнату вошла Глюмдальклич.
- Нам надо собираться, Грильдриг, - сказала она. - Король и королева едут на морское побережье и берут пас с собой. На морское побережье! Сердце у Гулливера радостно забилось. Больше двух лет он не видел моря, не слышал глухого рокота волн и веселого свиста морского ветра. Но по ночам ему часто снился этот мерный знакомый шум, и утром он просыпался печальный и встревоженный. Он знал, что уехать из страны великанов можно только морем. Гулливеру хорошо жилось при дворе бробдингнежского короля. Король и королева любили его, Глюмдальклич ухаживала за ним, как самая заботливая нянюшка, придворные улыбались ему и не прочь были с ним поболтать. Но Гулливер так устал опасаться всего на свете - защищаться от мухи, убегать от кошки, захлебываться в чашке воды! Он только и мечтал о том, чтобы опять жить среди людей, самых обыкновенных людей, такого же роста, как он. Нелегко постоянно находиться в обществе, где все на тебя смотрят сверху вниз. Какое-то неясное предчувствие заставило Гулливера на этот раз особен- но тщательно уложить свои вещи. Он захватил с собой в дорогу не только платье, белье и свой путевой дневник, но даже коллекцию редкостей, соб- ранных им в Бробдингнеге. На следующее утро королевская семья со свитой и слугами отправилась в путь.

Страница:  « назад   вперед »

Наверх