Философская истина
Экономический материализм был так же неверно воспринят и подвергся таким же
искажениям на русской почве, как и научный позитивизм вообще. Экономический
материализм есть учение по Преимуществу Объективное, оно ставите центре социальной
жизни общества объективное начало производства, а не субъективное начало
распределения. Учение это видит сущность человеческой истории в творческом процессе
победы над природой, в экономическом созидании и организации производительных сил.
Весь социальный строй с присущими ему формами распределительной справедливости,
все субъективные настроения социальных групп подчинены этому объективному
производственному началу. И нужно сказать, что в объективно-научной стороне
марксизма было здоровое зерно, которое утверждал и развивал самый культурный и
ученый из наших марксистов - П. Б. Струве. Вообще же экономический материализм и
марксизм был у нас понят превратно, был воспринят есубъективно" и приспособлен к
традиционной психологии интеллигенции. Экономический материализм утратил свой
объективный характер на русской почве, производственно-созидательный момент был
отодвинут на второй план, и на первый план выступила субъективно-классовая сторона
социал-демократизма. Марксизм подвергся у нас народническому перерождению,
экономический материализм превратился в новую форму есубъективной социологии".
Русскими марксистами овладела исключительная любовь к равенству и исключительная
вера в близость социалистического конца и возможность достигнуть этого конца в России
чуть ли не раньше, чем на Западе. Момент объективной истины окончательно потонул в
моменте субъективном, в еклассовой" точке зрения и классовой психологии. В России
философия экономического материализма превратилась исключительно в еклассовый
субъективизме, даже в классовую пролетарскую мистику. В свете подобной философии
сознание не могло быть обращено на объективные условия развития России, а необходимо
было поглощено достижением отвлеченного максимума для пролетариата, максимума с
точки зрения интеллигентской кружковщины, не желающей знать никаких объективных
истин. Условия русской жизни делали невозможным процветание объективной
общественной философии и науки. Философия и наука понимались субъективно-
интеллигентски.
Неокантианство подверглось у нас меньшему искажению, так как пользовалось меньшей
популярностью и распространением. Но все же был период, когда мы слишком
исключительно хотели использовать неокантианство для критического реформирования
марксизма и для нового обоснования социализма. Даже объективный и научный Струве в
первой своей книге прегрешил слишком социологическим истолкованием теории
познания Риля, дал гносеологизму Риля благоприятное для экономического
материализма истолкование. А Зиммеля одно время у нас считали почти
марксистом, хотя с марксизмом он имеет мало общего. Потом неокантианский и
неофихтеанский дух стал для нас орудием освобождения от марксизма и позитивизма и
способом выражения назревших идеалистических настроений. Творческих же
неокантианских традиций в русской философии не было, настоящая русская философия
шла иным путем, о котором речь будет ниже. Справедливость требует признать, что
интерес к Канту, к Фихте, к германскому идеализму повысил наш философско-
культурный уровень и послужил мостом к высшим формам философского сознания.
Несравненно большему искажению подвергся у нас эмпириокритицизм. Эта
отвлеченнейшая и утонченнейшая форма позитивизма, выросшая на традициях немецкого
критицизма, была воспринята чуть ли не как новая философия пролетариата, с которой гг.
Богданов, Луначарский и др. признали возможным обращаться по-домашнему, как с[о]
своей собственностью. Гносеология Авенариуса настолько обща, формальна и отвлечен"
на, что не предрешает никаких метафизических вопросов. Авенариус прибег даже к
буквенной символике, чтобы не связаться ни с какими онтологическими положениями.
Авенариус страшно боится всяких остатков материализма, спиритуализма и пр.
Биологический материализм так же для него неприемлем, как и всякая форма онтологизма.
Кажущийся биологизм системы Авенариуса не должен вводить в заблуждение, это чисто
формальный и столь всеобщий биологизм, что его мог бы принять любой емистик". Один
из самых умных эмпириокритицистов, Корнелиус, признал даже возможным поместить в
числе преднаходимого божество. Наша же марксистская интеллигенция восприняла и
истолковала эмпириокритицизм Авенариуса исключительно в духе биологического
материализма, так как ето оказалось выгодным для оправдания материалистического
понимания истории. Эмпириокритицизм стал не только философией социал-демократов,
но даже социал-демократов ебольшевиков". Бедный Авенариус и не подозревал, что в
споры русских интеллигентов ебольшевиков" и еменьшевиков" будет впутано его невинное
и далекое от житейской борьбы имя. еКритика чистого опыта" вдруг оказалась чуть ли не
есимволической книгой" революционного социал-демократического вероисповедания. В
широких кругах марксистской интеллигенции вряд ли читали Авенариуса, так как читать
его не легко, и многие, вероятно, искренно думают, что Авенариус был умнейшим
ебольшевиком". В действительности же Авенариус так же мало имел отношения к социал-
демократии, как и любой другой немецкий философ, и его философией с не меньшим
успехом могла бы воспользоваться, например, либеральная буржуазия и даже оправдывать
Авенариусом свой уклон евправо". Главное же нужно сказать, что если бы Авенариус был
так прост, как это представляется гг. Богданову, Луначарскому и др., если бы его
философия была биологическим материализмом с головным мозгом в центре, то ему не
нужно было бы изобретать разных систем С, освобожденных от всяких предпосылок, и не
был бы он признан умом сильным, железно-логическим, как это теперь приходится
признать даже его противникам. Правда, эмпириокритические марксисты не
называют уже себя материалистами, уступая материализм таким отсталым еменьшевикам",
как Плеханов и др., но сам эмпириокритицизм приобретает у них окраску
материалистическую и метафизическую. Г. Богданов усердно проповедует примитивную
метафизическую отсебятину, всуе поминая имена Авенариуса, Маха и др. авторитетов, а г.
Луначарский выдумал даже новую религию пролетариата, основываясь на том же
Авенариусе. Европейские философы, в большинстве случаев отвлеченные и слишком
оторванные от жизни, и не подозревают, какую роль они играют в наших кружковых,
интеллигентских спорах и ссорах, и были бы очень изумлены, если бы им рассказали, как
их тяжеловесные думы превращаются в легковесные брошюры.
Но уж совсем печальная участь постигла у нас Ницше. Этот одинокий ненавистник
всякой демократии подвергся у нас самой беззастенчивой демократизации. Ницше был
растаскан по частям, всем пригодился, каждому для своих домашних целей. Оказалось
вдруг, что Ницше, который так и умер, думая, что он никому не нужен и одиноким
остается на высокой горе, что Ницше очень нужен даже для освежения и оживления
марксизма. С одной стороны у нас зашевелились целые стада ницшеанцев-
индивидуалистов, а с другой стороны Луначарский приготовил винегрет из Маркса,
Авенариуса и Ницше, который многим пришелся по вкусу, показался пикантным. Бедный
Ницше и бедная русская мысль! Каких, только блюд не подают голодной русской
интеллигенции, и все она приемлет, всем питается, в надежде, что будет побеждено зло
самодержавия и будет освобожден народ. Боюсь, что и самые метафизические и самые
мистические учения будут у нас также приспособлены для домашнего употребления. А зло
русской жизни, зло деспотизма и рабства не будет этим побеждено, так как оно не
побеждается искаженным усвоением разных крайних учений. И Авенариус, и Ницше, да и
сам Маркс, очень мало нам помогут в борьбе с нашим вековечным злом, исказившим нашу
природу и сделавшим нас столь невосприимчивыми к объективной истине. Интересы
теоретической мысли у нас были принижены, но самая практическая борьба со злом
всегда принимала характер исповедания отвлеченных теоретических учений. Истинной у
нас называлась та философия, которая помогала бороться с самодержавием во имя
социализма, а существенной стороной самой борьбы признавалось обязательное
исповедание такой еистинной" философии.
Те же психологические особенности русской интеллигенции привели к тому, то она
просмотрела оригинальную русскую философию, равно как и философское содержание
великой русской литературы. Мыслитель такого калибра, как Чаадаев, совсем не был
замечен и не был понят даже теми, которые о нем упоминали. Казалось, были все
основания к тому, чтобы Вл. Соловьева признать нашим национальным философом, чтобы
около него создать национальную философскую традицию. Ведь не может же создаться эта
традиция вокруг Когена, Виндельбанд[т]а или другого какого-нибудь немца,
чуждого русской душе. Соловьевым могла бы гордиться философия любой европейской
страны. Но русская интеллигенция Вл. Соловьева не читала и не знала, не признала его
своим. Философия Соловьева глубока и оригинальна, но она не обосновывает социализма,
она чужда и народничеству и марксизму, не может быть удобно превращена в орудие
борьбы с самодержавием и потому не давала интеллигенции подходящего
емировоззрения", оказалась чуждой, более далекой, чем емарксист" Авенариус, енародник"
Ог. Конт и др. иностранцы. Величайшим русским метафизиком был, конечно,
Достоевский, но его метафизика была совсем не по плечу широким слоям русской
интеллигенции, он подозревался во всякого рода ереакционностях", да и действительно
давал к тому повод. С грустью нужно сказать, что метафизический дух великих русских
писателей и не почуяла себе родным русская интеллигенция, настроенная позитивно. И
остается открытым, кто национальнее, писатели эти или интеллигентский мир в своем
господствующем сознании. Интеллигенция и Л. Толстого не признала настоящим образом
своим, но примирялась с ним за его народничество и одно время подверглась духовному
влиянию толстовства. В толстовстве была все та же вражда к высшей философии, к
творчеству, признание греховности этой роскоши.
Особенно печальным представляется мне упорное нежелание русской интеллигенции
познакомиться с зачатками русской философии. А русская философия не исчерпывается
таким блестящим явлением, как Вл. Соловьев. Зачатки новой философии, преодолевающие
европейский рационализм на почве высшего сознания, можно найти уже у Хомякова. В
стороне стоит довольно крупная фигура Чичерина, у которого многому можно было бы
поучиться. Потом Козлов, кн. С. Трубецкой, Лопатин, Н. Лосский,
наконец, мало известный В. Несмелов - самое глубокое явление, порожденное
оторванной и далекой интеллигентскому сердцу почвой духовных академий. В русской
философии есть, конечно, много оттенков, но есть и что-то общее, что-то своеобразное,
образование какой-то новой философской традиции, отличной от господствующих
традиций современной европейской философии. Русская философия в основной своей
тенденции продолжает великие философские традиции прошлого, греческие и германские,
в ней жив еще дух Платона и дух классического германского идеализма. Но германский
идеализм остановился на стадии крайней отвлеченности и крайнего рационализма,
завершенного Гегелем. Русские философы, начиная с Хомякова, дали острую критику
отвлеченного идеализма и рационализма Гегеля и переходили не к эмпиризму, не к
неокритицизму, а к конкретному идеализму, к онтологическому реализму, к
мистическому восполнению разума европейской философии, потерявшего живое бытие. И
в этом нельзя не видеть творческих задатков нового пути для философии. Русская
философия таит в себе религиозный интерес и примиряет знание и веру. Русская
философия не давала до сих пор емировоззрения" в том смысле, какой только и интересен
для русской интеллигенции, в кружковом смысле. К социализму философия эта прямого
отношения не имеет, хотя кн. С. Трубецкой и называет свое учение о соборности сознания
метафизическим социализмом; политикой философия эта в прямом смысле слова не
интересуется, хотя у лучших ее представителей и была скрыта религиозная жажда царства
Божьего на земле. Но в русской философии есть черты, роднящие ее с русской
интеллигенцией, - жажда целостного миросозерцания, органического слияния истины и
добра, знания и веры. Вражду к отвлеченному рационализму можно найти даже у
академически-настроенных русских философов. И я думаю, что конкретный идеализм,
связанный с реалистическим отношением к бытию, мог бы стать основой нашего
национального философского творчества и мог бы создать национальную философскую
традицию, в которой мы так нуждаемся. Быстросменному увлечению модными;
европейскими учениями должна быть противопоставлена традиция, традиция же должна
быть и универсальной, и национальной, - тогда лишь она плодотворна для культуры. В
философии Вл. Соловьева и родственных ему по духу русских философов живет
универсальная традиция, общеевропейская и общечеловеческая, но некоторые тенденции
этой философии могли бы создать и традицию национальную. Это привело бы не к
игнорированию и не к искажению всех значительных явлений европейской мысли,
игнорируемых и искажаемых нашей космополитически-настроенной интеллигенцией, а к
более глубокому и критическому проникновению в сущность этих явлений. Нам нужна не
кружковая отсебятина, а серьезная философская культура, универсальная и вместе с тем
национальная. Право же, Вл. Соловьев и кн. С. Трубецкой - лучшие европейцы, чем гг.
Богданов и Луначарский; они были носителями мирового философского духа и вместе с
тем национальными философами, так как заложили основы философии конкретного
идеализма. Исторически выработанные предрассудки привели русскую интеллигенцию к
тому настроению, при котором она не могла увидеть в русской философии обоснования
своего правдоискательства. Ведь интеллигенция наша дорожила свободой и исповедовала
философию, в которой нет места, для свободы; дорожила личностью и исповедовала
философию, в которой нет места для личности; дорожила смыслом прогресса и
исповедовала философию, в которой нет места для смысла прогресса; дорожила
соборностью человечества и исповедовала философию, в которой нет места для
соборности человечества; дорожила справедливостью и всякими высокими вещами и
исповедовала философию, в которой нет места для справедливости и нет места для чего
бы то ни было высокого. Это почти сплошная, выработанная всей нашей историей
аберрация сознания. Интеллигенция, в лучшей своей части, фанатически была готова на
самопожертвование и не менее фанатически исповедовала материализм, отрицающий
всякое самопожертвование; атеистическая философия, которой всегда увлекалась
революционная интеллигенция, не могла санкционировать никакой святы ни, между тем
как интеллигенция самой этой философии придавала характер священный и дорожила
своим, материализмом и своим атеизмом фанатически, почти католически. Творческая
философская мысль должна устранить эту аберрацию сознания и вывести его из тупика.
Кто знает, какая философия станет у нас модной завтра, - быть может, прагматическая
философия. Джемса и Бергсона, которых используют подобно Авенариусу и
др., быть может, еще какая-нибудь новинка. Но от этого мы не подвинемся ни на шаг
вперед в нашем философском развитии.
Традиционная вражда русской интеллигенции к философской работе мысли сказалась и на
характере новейшей русской мистики. еНовый путь", журнал религиозных исканий и
мистических настроений, всего более страдал отсутствием ясного философского сознания,
относился к философии почти с презрением. Замечательнейшие наши мистики, -
Розанов, Мережковский, Вяч. Иванов хотя и дают богатый материал
для новой постановки философских тем, но сами отличаются антифилософским духом,
анархическим отрицанием философского разума. Еще Вл. Соловьев, соединявший в своей
личности мистику с философией, заметил, что русским свойственно принижение
разумного начала. Прибавлю, что нелюбовь к объективному разуму одинаково можно
найти и в нашем еправом" лагере, и в нашем елевом" лагере. Между тем как русская
мистика, по существу своему очень ценная, нуждается в философской объективации и
нормировке в интересах русской культуры. Я бы сказал, что дионисическое начало
мистики необходимо сочетать с аполлоническим началом философии. Любовь к
философскому исследованию истины необходимо привить и русским мистикам, и русским
интеллигентам-атеистам. Философия есть один из путей объективирования мистики;
высшей же и полный формой такого объективирования может быть лишь положительная
религия. К русской мистике русская интеллигенция относилась подозрительно и
враждебно, не в последнее время начинается поворот, и есть опасение, чтобы в повороте
этом не обнаружилась родственная вражда к объективному разуму, равно как и склонность
самой мистики утилизировать себя для традиционных общественных целей.
Интеллигентское сознание требует радикальной реформы, и очистительный огонь
философии призван сыграть в этом важном деле не малую роль. Все историческое и
психологические данные говорят за то, что русская интеллигенция может перейти к
новому сознанию лишь на почве синтеза знания и веры, синтеза, удовлетворяющего
положительно ценную потребность интеллигенции в органическом соединении теории и
практики, еправды-истины" и еправды-справедливости". Но сейчас мы духовно нуждаемся
в признании самоценности истины, в смирении перед истиной и готовности на
отречение во имя ее. Это внесло бы освежающую струю в наше культурное
творчество. Ведь философия есть орган самосознания человеческого духа, и орган не
индивидуальный, а сверхиндивидуальный и соборный. Но эта сверхиндивидуальность и
соборность философского сознания осуществляется лишь на почве традиции
универсальной И национальной. Укрепление такой традиции должно способствовать
культурному возрождению России. Это давно желанное и радостное возрождение,
пробуждение дремлющих духов требует не только политического освобождения, но и
освобождения от гнетущей власти политики, той эмансипации мысли, которую до сих пор
трудно было встретить у наших политических освободителей. Русская интеллигенция
была такой, какой ее создала русская история, в ее психическом укладе отразились грехи
нашей болезненной истории, нашей исторической власти и вечной нашей реакции.
Застаревшее самовластие исказило душу интеллигенции, поработило ее не только внешне,
но и внутренне, так как отрицательно определило все оценки интеллигентской души. Но
недостойно свободных существ во всем всегда винить внешние силы и их виной себя
оправдывать. Виновата и сама интеллигенция: атеистичность ее сознания есть вина ее
воли, она сама избрала путь человекопоклонства и этим исказила свою душу, умертвила в
себе инстинкт истины. Только сознание виновности нашей умопостигаемой воли может
привести нас к новой жизни. Мы освободимся от внешнего гнета лишь тогда, когда
освободимся от внутреннего рабства, т.е. возложим на себя ответственность и перестанем
во всем винить внешние силы. Тогда народится новая душа интеллигенции.
1 Авенариус Рихард (1843-1896) - швейцарский философ, основоположник, наряду с
Э.Махом, эмпириокритицизма.
2 Мах Эрнст (1838-1916) - австрийский физик, философ, один из основоположников
философского направления, получившего название эмпириокритицизм.
3 Лопатин Л.М. (1855-1920) - русский философ-идеалист, психолог, редактор журнала
еВопросы философии и психологии", председатель Московского психологического
общества.
i Имею в виду не философский позитивизм, а научный позитивизм. Запад создал
научный дух, который и там был превращен в орудие борьбы против религии и
метафизики. Но Западу чужды славянские крайности, Запад создал науку религиозно и
метафизически нейтральную.
4 Чичерин Б.Н. (1826-1904) - русский философ-гегельянец, правовед, историк, публицист.
В 1861-1868 гг. профессор Московского университета.
5 Риль Алоиз (1844-1924) - немецкий философ-неокантианец.
6 Зиммель Георг (1858-1918) - немецкий философ-идеалист, социолог.
7 Фихте Иоганн Готлиб (1762-1814) - немецкий философ, представитель немецкого
классического идеализма.
ii Авенариусу не удалось освободиться от епредпосылок", его гносеологическая точка
зрения очень сбивчива, пахнет и ематериализмом", и еспиритуализмом", и чем угодно, но
не проста.
8 Ницше Фридрих (1844-1900) - немецкий философ, представитель иррационализма и
волюнтаризма, поэт.
9 Коген Герман (1842-1918) - немецкий философ, глава Марбургской школы
неокантианства.
10 Виндельбандт Вильгельм (1848-1915) - немецкий философ, глава Баденской школы
неокантианства.
11 Конт Огюст (1798-1857) - французский философ, один из основоположников
позитивизма.
12 Козлов А.А. (1831-1901) - русский философ-идеалист.
13 Трубецкой С.Н. (1862-1905) - князь, русский религиозный философ и общественный
деятель.
14 Лосский Н.О. (1870-1965) - русский философ-идеалист, один из крупнейших в России
представителей персонализма и интуитивизма.
15 Несмелов В.И. (1863-1937) - русский религиозный философ, представитель
интуитивизма и персонализма.
iii Истина не может быть национальной, истина всегда универсальна, но разные
национальности могут быть призваны к раскрытию отдельных сторон истины. Свойства
русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить в области
религиозной философии.
16 Джемс Уильям (1842-1910) - американский философ и психолог, основатель
прагматизма.
17 Бергсон Анри (1859-1941) - французский философ, представитель интуитивизма и
философии жизни.
18 Розанов В.В. (1856-1919) - русский писатель, философ, сочетавший религиозно-
экзистенциалистские умонастроения с критикой христианского аскетизма.
19 Мережковский Д.С. (1866-1941) - русский писатель, публицист, представитель
религиозно-мистического философского миросозерцания.
20 Иванов Вяч. И. (1866-1949) - русский поэт, публицист, философ, развивавший
религиозно-эстетическую концепцию творчества.
iv Смирение перед истиной имеет большое моральное значение, но не должно вести к
культу мертвой, отвлеченной истины.
|