ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Похоже -- не мог найти сапог по ноге и потому бегал босиком Ступни у лисолицего были огромные, как лыжи, а тело, как у овц -- маленькое и слабое Бегал лисолицый торопливо и кричал, глядя себе под ноги словно сгоняя цыплят
-- Шавялись. Шавялись. Ждут.. И, для чего-то зажмурившись, спрашивал проходившие отряды
-- Сколько народу Открывая глаза, залихватски выкрикивал стоявшему на холм Вершинину
-- Гришатински, Никита Егорыч У подола горы редел лес, и на россыпях цвел голый камень. З камнем, на восток, на полверсты -- реденький кустарник, з кустарником -- желтая насыпь железной дороги, похожая на одн бесконечную могилу без крестов
-- Мутьевка, Никита Егорыч! -- кричал лисолицый Темный, в желтеющих, измятых травах, стоял Вершинин. Было него лохмоволосое, звериное лицо, иссушенный долгими переходам взгляд и изнуренные руки. Привыкшему к машинам Пентефли Знобову было спокойно и весело стоять близ него. Знобов сказал
-- Народу идет много И протянул вперед руку, словно хватаясь за рычаг исправной готовой к ходу машины
-- Анисимовски! Сосновски Васька Окорок, рыжеголовый на золото-шерстном коротконого иноходце подскакал к холму и, щекоча сапогами шею у лошади заорал
-- Иду-ут! Тыщ, поди, пять будет
-- Боле, -- отозвался уверенно лисолицый с россыпи. -- Каб я грамотной, я бы тебе усю риестру разложил. Мильен Он яростно закричал проходившим
-- А ты каких волостей?. У низкорослых монгольских лошадок и людей были приторочен длинные крестьянские мешки с сухарями. В гривах лошадей и люде торчали спелые осенние травы, и голоса были протяжные, н жесткие, как у перелетных осенних птиц
-- Открывать, что-ля? -- закричал лисолиций. -- Жду-ут.. И хотя знали все -- в городе восстание, на помощь белым иде бронепоезд N 1469. Если не задержать, восстание подавят японцы Все же нужно было собраться, и чтоб один сказал и вс подтвердили
-- Итти..
-- Японец больше воевать не хочет, -- добавил Вершинин слезая с ходка Син-Бин-У влез на ходок и долго, будто выпуская изо рт цветную и непонятно шебурчащую бумажную ленту, говорил: почем нужно сегодня задержать бронепоезд Между выкрашенных под золото и красную медь осенних деревье натянулось грязное, пахнущее землей, полотно из мужицких тел Полотно гудело. И было непонятно -- не то сердито, не т радостно гудит оно от слов человечков, говорящих с телеги
-- Голосовать, что ли? -- спросил толстый секретарь штаба Вершинин ответил
-- Обожди. Не орали еще Зеленобородый старик с выцветшими, распаренными глазами расправляя рубаху на животе, словно к его животу хотел прикладываться, шипел исступленно Вершинину
-- А ты от Бога куда идешь, а
-- Окстись ты, дед
-- Бога ведь рушишь. Я знаю! Никола угодник являлся - больше, грит, рыбы в море не будет. Не даст. А ты пошто наро бунтуешь?.. Мне избу надо ладить, а ты у меня всех работнико забрал
-- Сожгет японец избу-то
-- Японца я знаю, -- торопливо, обливая слюной бороду бормотал старик, -- японец хочет, чтоб в его веру перешли. Ну а народ-то -- пень: не понимат. А нам от греха дальше, взять д согласиться, чорт с ним -- втишь-то можно... свому Богу.. Никола-то свому не простит, а японца завсегда надуть можна..
Старик тряс головой, будто пробивая какую-то темную стену, слова, которые он говорил, видно было, тяжело рождены им, Вершинину они были не нужны А он, выливая через слабые губы, как через проржавленно ведро влагу, опять начал бормотать свое
-- Уйди! -- сказал грубо Вершинин. -- Чего лезешь в ноздрю богами своими? Подумаешь... Абы жизнь была -- богов выдумают..
-- Ты не хулись, ирод, не хулись!. Окорок сказал со злобою
-- Дай ему, Егорыч, стерве, в зубы! Провокатеры тиковые Вскочив на ходок, Окорок закричал, разглаживая слова
-- Ну, так вы как, товарищи?.. галисовать, что ли?.
-- Голосуй! -- отвечал кто-то робко из толпы Мужики загудели
-- Валяй!.
-- Чаво мыслить-то!.
-- Жарь, Васька Когда проголосовали уже, решив итти на броневик, влево далеко над лесом послышался неровный гул, похожий на срыв падь скалы. Мохнатым, громадным веником выбросило в небо дым Толстый секретарь снял шапку и по протокольному сказа мужикам
-- Это штаб постановил -- через Мукленку мост наши взорвали Поезд, значит, все равно не выскочит к городу. Наши-то сгибли поди, -- пятеро.. Мужики сняли шапки, перекрестились за упокой. Пошли чере лес к железнодорожной насыпи, окапываться Вершинин прошел по кустарнику к насыпи, поднялся кверху и крепко поставив, будто пришив ноги между шпал на землю, долг глядел в даль блестящих стальных полос, на запад
-- Чего ты? -- спросил Знобов Вершинин отвернулся и, спускаясь с насыпи, сказал
-- Будут же после нас люди хорошо жить
-- Ну
-- Вот и все Знобов развел пальцами усы и сказал с удовольствием
-- Это -- их дело

II

Бритый, коротконогий человек лег грудью на стол, -- похоже что ноги его не держат, -- и хрипло говорил
-- Нельзя так, товарищ Пеклеванов: ваш ревком совершенно н считается с мнением Совета Союзов. Выступление преждевременно Один из сидевших в углу на стуле рабочий сказал желчно
-- Японцы объявили о сохранении ими нейтралитета. Не буде же мы ждать, когда они на острова уберутся. Власть должна быт в наших руках, тогда они скорее уйдут Коротконогий человек доказывал
-- Совет Союзов, товарищи, зла не желает, можно б обождать..
-- Когда японцы выдвинут еще кого-нибудь
-- Пойдут опять усмирять мужиков
-- Ждали достаточно Собрание волновалось. Пеклеванов, отхлебывая чай успокаивал
-- А вы тише, товарищи Коротконогий представитель Совета Союзов протестовал
-- Вы не считаетесь с моментом. Правда, крестьяне настроен фанатично, но... Вы уже послали агитаторов по уезду, крестьян идут на город, японцы нейтралитетствуют... Правда!.. Вершини пусть даже бронепоезд задержит, и все же восстания у вас н будет
-- Покажите ему
-- Это -- демагогия!.
-- Прошу слова!.
-- Товарищи Пеклеванов поднялся, вытащил из портфеля бумажду и, краснея прочитал
-- Разрешите огласить следующее: "По постановлению Совет Народных Комиссаров Сибири -- восстание назначено на 12 часо дня 16-го сентября 1919 года. Начальный пункт восстания - казармы Артиллерийского дивизиона... По сигналу... Сове Народных... Уходя, коротконогий человек сказал Пеклеванову
-- За нами следят! Вы осторожнее... И матроса напрасно уезд командировали
-- А что
-- Взболтанный человек: бог знает чего может наговорить Надо людей сейчас осмотрительно выбирать
-- Мужиков он знает хорошо, -- сказал Пеклеванов
-- Мужиков никто не знает. Человек он воздушный, воздушность на них, правда, действует здорово. Все же... Н митинг поедете
-- Куда
-- Судостроительный завод. Рабочие хотят вас видеть Пеклеванов покраснел Коротконогий подошел к нему вплотную и тихо в лицо сказал
-- Мне вас жалко. А без вас они выступать не хотят. Не веря они словам, в человека уверить хотят. Следят.. контр-разведка... Расстреляют при поимке -- а видеть хотят Дескать, с нами ли? Напрасно затеваете Пеклеванов вытер потный, веснущатый лоб, сунул маленьки руки в карманы короткополого пиджака и прошелся по комнате Коротконогий следил за ним из-под выпуклых очков
-- Сентиментальность, -- сказал Пеклеванов, -- ничего н будет Коротконогий вздохнул
-- Как хотите. Значит заехать за вами
-- Когда Пеклеванов покраснел сильнее и подумал "А он за себя трусит" И от этой мысли совсем растерялся, даже руки задрожали
-- А хотя мне все равно. Когда хотите Вечером коротконогий подъехал к палисаднику и ждал... Чере кустарник видна была его соломенная шляпа и усы, желтоватые подстриженные, похожие на зубную щеточку. Фыркала лошадь Жена Пеклеванова плакала. У ней были острые зубы и очен румяное лицо. Слезы на нем были не нужны, неприятно их был видеть на розовых щеках и мягком подбородке
-- Измотал ты меня. Каждый день жду -- арестуют... Бог знае потом... Хоть бы одно!.. Не ходи!. Она бегала по комнате, потом подскочила к двери и ухватилас за ручку, просила
-- Не пущу... Кто мне потом тебя возвратит, когд расстреляют? Партия? Ревком? Наплевать мне на их всех, идиотов
-- Маня! Ждет же Семенов
-- Мерзавец он, и больше никто. Не пущу, тебе говорят, н хочу! Ну-у?.
Пеклеванов оглянулся, подошел к двери. Жена изогнулас туловищем, как тесина под ветром; на согнутой руке, под мокро кожей, натянулись сухожилия Пеклеванов смущенно отошел к окну
-- Не понимаю я вас!.
-- Не любишь ты никого... Ни меня, ни себя, Васенька?.. Н ходи!. Коротконогий хрипло проговорил с пролетки
-- Василий Максимыч, скоро? А то стемнеет, магазины запрут Пеклеванов тихо сказал
-- Позор, Маня. Что мне, как Подколесину, в окошк выпрыгнуть? Не могу же я отказаться -- струсил, скажут
-- На смерть ведь. Не пущу Пеклеванов пригладил низенькие, жидкие волосенки
-- Придется.. Пошарив в карманах короткополого пиджака и криво улыбаясь стал залезать на подоконник
-- Ерунда какая... Нельзя же так.. Жена закрыла лицо руками и громко, будто нарочно плача выбежала из комнаты
-- Поехали? -- спросил коротконогий. Вздохнул Пеклеванов подумал, что он слушал плач в домишке. Неловк сунулся в карман, но портсигара не оказалось. Возвращаться ж было стыдно
-- Папирос у вас нету? -- спросил он

III

Никита Вершинин верхом на брюхастой, мохнатошерстой, ка меделянская собака, лошади, объезжал кустарники железнодорожной насыпи Мужики лежали в кустах, курили, приготовлялись ждать долго спорно. Пестрые пятна рубах -- десятками, сотнями росли с обеи сторон насыпи, между разъездами -- почти на десять верст Лошадь -- ленивая, вместо седла -- мешок. Ноги Вершинин болтались и через плохо обернутю портянку сапог больно те пятку
-- Баб чтоб не было, -- говорил он Начальники отрядов вытягивались по-солдатски и бойко, точн успокаивая себя военной выправкой, спрашивали
-- Из городу, Никита Егорыч, ничего не слышно
-- Восстание там
-- А успехи-то как? Ваенны Вершинин бил каблуком лошадь в живот и, чувствуя в тел сонную усталость, отъезжал
-- Успехи, парень, хорошие. Главно, -- нам не подгадить Мужики, как на покосе, выстроились вдоль насыпи. Ждали Непонятно -- незнакомо пустела насыпь. Последние дни, оди за другим уходили на восток эшелоны с беженцами, солдатами - японскими, американскими и русскими Где-то перервалась нить и людей отбросило в другую сторону Говорили, что беженцев грабят приехавшие из сопок мужики, было завидно. Бронепоезд N 14.69 носился один между станциями не давал солдатам бросить все и бежать Партизанский штаб заседал в будке стрелочника. Стрелочни тоскливо стоял у трубки телефона и спрашивал станцию
-- Бронепоезд скоро Около него сидел со спокойным лицом партизан с револьвером глядя в рот стрелочнику Васька Окорок подсмеивался над стрелочником
-- Мы тебя кашеваром сделаем. Ты не трусь И, указывая на телефон, сказал
-- С луной, бают, в Питере-то большевики учен переговаривают
-- Ничо не поделашь, коли правда Мужики вздохнули, поглядели на насыпь
-- Правда-то, она и на звезды влезет Штаб ждал бронепоезда. Направили к мосту пятьсот мужиков, насыпи на длинных российских телегах привезли бревна, что бронепоезд не ушел обратно. У шпал валялись лома -- разобрат рельсы Знобов сказал недовольно
-- Все правда, да, правда! А к чему и сами не знам. Тебе луною-то, Васька, для чего говорить
-- А все-таки, чудно! Может захочем на луне-то мужика н строить Мужики захохотали
-- Ботало
-- Окурок
-- Надо, чтоб народу лишнего не расходовать, а он тут пр луну. Как бронепоезд возьмем, дьявол
-- Возьмем
-- Это тебе не белка, с сосны снять В это время приехал Вершинин. Вошел, тяжело дыша, грузн положил фуражку на стол и сказал Знобову
-- Скоро ль Стрелочник сказал у телефона
-- Не отвечают Мужики сидели молча. Один начал рассказывать про охоту Знобов вспомнил про председателя ревкома в городе
-- Этот, белобрысый-то? -- спросил мужик, рассказывавший пр охоту, и тут же начал врать про Пеклеванова, что у него лиц белее крупчатки и что бабы за ним, как лягушки за болотом, что американский министр предлагал семьсот мильярдов за то чтоб Пеклеванов перешел в американскую веру, а Пеклеванов горд ответил: "Мы вас в свою -- даром не возьмем"
-- Вот стерва, -- восторгались мужики Знобову было почему-то приятно слушать это вранье и хотелос рассказать самому. Вершинин снял сапоги и начал переобуваться Стрелочник вдруг робко спросил
-- Во сколько? Пять двадцать Обернувшись к мужикам, сказал
-- Идет И точно, поезд был уже у будки, -- все выбежали и, вскину ружья, залезли на телеги и поехали на восток к взорванном мосту
-- Успем! -- говорил Окорок Вперед послали нарочного Глядели на рельсы, тускло блестевшие среди деревьев
-- Разобрать бы и только С соседней телеги отвечали
-- Нельзя. А кто собирать будет
-- Мы, брат, прямо на поезде
-- В город вкатим
-- А тут собирай Окорок крикнул
-- Братцы, а ведь у них люди-то есть
-- Где
-- У Незеласовых-то? Которые рельсы ремонтируют -- есть-т люди
-- Дурной, Васьша, а как мы их перебьем? Всех И, разохотившись на работу, согласились
-- Все можна... Перебьем!.
-- Нет, шпалы некому собирать Все время оглядывались назад -- не идет ли бронепоезд Прятались в лес, потому -- люди теперь по линии необычны, - поезд несется и стреляет в них Стучали боязливо сердца, били по лошадям, гнали, точно моста их ждало прикрытие Верстах в двух от домика стрелочника, на насыпи увидал верхового человека
-- Свой! -- закричал Знобов Васька взял на прицел
-- Снять ево
-- Какой чорт свой, кабы свой -- не цеплялся б Син-Бин-У, сидевший рядом с Васькой, удержал
-- Пасытой, Васика-а!.
-- Обождь! -- закричал Знобов Человек на лошади подогнал ближе. Это был мужик перевязанной щекой, приведший американца
-- Никита Егорыч здеся
-- Ну Мужик, радуясь, закричал
-- Пришли мы туда, а там -- казаки. Около мосту-то Постреляли мы, да и обратно
-- Откуда Вершинин подъехал к мужику и, оглядывая его, спросил
-- Всех убили
-- Усех, Никита Егорыч. Пятеро -- царство небесное!.
-- А казаки откуда Мужик хлопнул лошадь по гриве
-- Да ведь мост-от, Никита Егорыч, не подняли Мужики заорали
-- Чего там?.
-- Правокатер
-- Дай ему в харю Мужиченко торопливо закрестился
-- Вот те крест -- не подняли. У камня, саженях в триста сами себя взорвали. Должно, динамит пробовать удумали. Тольк штанину одну с мясом нашли, а все остальное... Пропали.. Мужики молчали. Поехали вперед. Но вдруг остановились Васька с перекосившимся лицом закричал
-- Братцы, а ведь уйдет броневик-то! В город! Братцы!. Из лесу ввалилась посланная вперед толпа мужиков Один из них сказал
-- Там бревна, Никита Егорыч, у моста навалены, н насыпь-то. Отстреливаются от казаков. Ну, их немного
-- Туда к мосту итти? -- спросил Знобов Здесь все разом почему-то оглянулись. Над лесом тонк стлался дымок
-- Идет! -- сказал Окорок Знобов повторил, ударяя яростно лошадь кнутом
-- Идет.. Мужики повторили
-- Идет!.
-- Товарищи! -- звенел Окорок, -- остановит надо!. Сорвались с телеги. Схватив винтовки, кинулись на насыпь Лошади ушли в травы и, помахивая уздечками, щипали Мужики добежали до насыпи. Легли на шпалы. Вставили обоймы Приготовились Тихо стонали рельсы -- шел бронепоезд Знобов тихо сказал
-- Перережет -- и все. Стрелять не будет даже зря И вдруг, почувствовав это, тихо сползли все в кустарники опять обнажив насыпь Дым густел, его рвал ветер, но он упорно полз над лесом
-- Идет!.. идет!.. -- с криком бежали к Вершинину мужики Вершинин и весь штаб, мокрые, стыдливо лежали в кустарниках Васька Окорок злобно бил кулаком по земле. Китаец сидел н корточках и срывал траву Знобов торопливо, испуганно сказал
-- Кабы мертвой
-- Для чего
-- А вишь по закону -- как мертвого перережут, поезд-т останавливатся. Чтоб протокол составить... свидетельство и вс там!.
-- Ну
-- Вот кабы трупу. Положил бы ево. Перережут и остановятся а тут машиниста, когда он выйдет -- пристрелить. Можно взять.. Дым густел. Раздался гудок Вершинин вскочил и закричал -- Кто хочет, товарищи... на рельсы чтоб и перережет!.. Вс равно подыхать-то. Ну?.. А мы тут машиниста с поезда снимем! только вернее, что остановится, не дойдет до человека Мужики подняли тела, взглянули на насыпь, похожую н могильный холм
-- Товарищи! -- закричал Вершинин
Мужики молчали
Васька отбросил ружье и полез на насыпь
-- Куда? -- крикнул Знобов Васька злобно огрызнулся
-- А ну вас к..! Стервы.. И, вытянув руки вдоль тела, лег поперек рельс Уже дышали, гукая, деревья и, как пена, над ними оторвался прыгал по верхушкам желто-багровый дым Васька повернулся вниз животом. Смолисто пахли шпалы. Васьк насыпал на шпалу горсть песка и лег на него щекой Неразборчиво, как ветер по листве, говорили в кустах мужики Гудела в лесу земля.. Васька поднял голову и тихо бросил в кусты
-- Самогонки нету?.. горит!. Палевобородый мужик, на четвереньках, приполз с ковшо самогонки. Васька выпил и положил ковш рядом Потом поднял голову и, стряхивая рукой со щеки песок посмотрел на гул: голубые гудели деревья, голубые звенел шпалы Приподнялся на локтях. Лицо стянулось в одну желтую морщину глаза как две алые слезы..
-- Не могу-у!.. душа-а!. Мужики молчали Китаец откинул винтовку и пополз вверх
-- Куда? -- спросил Знобов Син-Бин-У, не оборачиваясь, сказал
-- Сыкмуучна-а!.. Васикьа И лег с Васькой рядом Морщилось, темнело, как осенний лист, лицо желтое. Шпал плакала. Человек ли отползал вниз по откосу, кусты ли ког принимали -- не знал, не видел Син-Бин-У..
-- Не могу-у!.. братани-и!.. -- плакал Васька, отполза вниз Слюнявилась трава, слюнявилось небо.. Син-Бин-У был один Плоская изумрудноглазая, как у кобры, голова пощупала шпалы оторвалась от них и, качаясь, поднялась над рельсами.. Оглянулась Подняли кусты молчаливые мужицкие головы со ждущим голодными глазами Син-Бин-У опять лег И еще потянулась изумрудноглазая кобра -- вверх, и ещ несколько сот голов зашевелили кустами и взглянули на него Китаец лег опять Корявый палевобородый мужичонко крикнул ему
-- Ковш тот брось суды, манза!.. Да и ливорвер-то б оставил. Куды тебе ево?.. Ей!.. А мне сгодится!. Син-Бин-У вынул револьвер, не поднимая головы, махнул рукой будто желая кинуть в кусты, и вдруг выстрелил себе в затылок Тело китайца тесно прижалось к рельсам Сосны выкинули бронепоезд. Был он серый, квадратный, злобно багрово блестели зрачки паровоза. Серой плесень подернулось небо, как голубое сукно были деревья.. И труп китайца Син-Бин-У, плотно прижавшийся к земле, слуша гулкий перезвон рельс..

Страница:  « назад   вперед »

Наверх