1408
- Простите?
- Я сказал, нет, - в голосе Олина звучали нотки извинения.
Майк вздохнул. Олин принял его за лжеца. Когда разговор выходит на
такой уровень, у тебя только два выхода: или выложить все козыри, или
прекратить дискуссию.
- Почему бы нам не продолжить эту беседу в другой день, мистер Олин? Я
бы хотел подняться наверх, почистить зубы. Может, я увижу в зеркале Кевина
О`Молли, который материализуется у меня за спиной?
Майк начал подниматься, но Олин протянул одну пухлую, с ухоженными
ногтями руку, чтобы остановить его.
- Я не называю вас лжецом, мистер Энслин, но вы не верите. Призраки
редко являются тем, кто в них не верит, а если и являются, видят их еще
реже. Юджин Рилсби, возможно, склонял перед вами отрубленную голову в
прихожей, но из кухни вы ничего не могли увидеть!
Майк встал, потом наклонился, чтобы подхватить чемоданчик.
- Если это так, я могу не волноваться насчет номера 1408, не правда ли?
- Как раз наоборот, - возразил Олин. - Должны. Потому призраков в
1408-ом нет и никогда не было. Что-то там есть, я это чувствовал на себе, но
это совсем не призрак. В заброшенном доме или развалинах замка ваше неверие
может служить вам защитой. В номере 1408 благодаря ему вы станете более
уязвимым. Не делайте этого, мистер Энслин. Именно для этого я ждал вас
сегодня, чтобы пробы просить, умолять, не делать этого. Из всех людей Земли,
которым не следует заходить в этот номер, человек, который пишет такие
веселые, такие интересные книги про призраков, занимает в списке первую
строчку.
Майк все слышал и не слышал одновременно. "И ты выключил минидиктофон!
- клял он себя. - Он смутил меня, заставив выключить минидиктофон, а теперь
превращается в Бориса Карлоффа, устраивающего у себя Уик-энд знаменитых
призраков! Черт! Я все равно его процитирую. Если ему это не понравится,
пусть подает в суд".
Ему просто не терпелось подняться наверх. Не только для того, чтобы
провести долгую ночь в угловом номере отеля, но и с тем, чтобы записать
слова Олина, пока они не стерлись в памяти.
- Выпейте со мной, мистер Энслин.
- Нет, вообще-то я...
Мистер Олин сунул руку в карман и достал ключ, соединенный кольцом с
тяжелой латунной пластиной. Поцарапанной, тусклой, старой. С
выгравированными на ней цифрами: 1408.
- Пожалуйста, - продолжил Олин. - Доставьте мне удовольствие. Уделите
еще десять минут вашего времени, этого хватит, чтобы выпить по стаканчику
шотландского, и я отдам вам этот ключ. Я бы отдал все, что угодно, лишь бы
убедить вас отказаться от принятого решения, но мне хочется думать, что я
знаю, когда дальнейшие уговоры становятся бесполезными.
- Вы до сих пор используете настоящие ключи? - спросил Майк. - Как
мило. Это же чистый антиквариат.
- Номера "Дельфина" оборудованы магнитными замками с 1979 года. Аккурат
тогда я меня назначили управляющим. Номер 1408 - единственный, который
открывается обычным ключом. Не имело смысла ставить на дверь магнитный
замок, поскольку всегда пуст. Последний раз в него кого-то поселили в 1978
году.
- Вы дурите мне голову! - Майк сел, вновь достал минидиктофон. Нажал
клавишу "RECORD", сказал: "Управляющий отеля заявляет, что более двадцати
лет номер 1408 пустует".
- Опять же, в дверь номера 1408 не стали врезать магнитный замок,
потому что я абсолютно уверен, что работать бы он не стал. Электронные часы
в номере 1408 не работают. Одни отстают, другие останавливаются. В номере
1408 узнать по ним точное время еще никому не удавалось. То же самое
относится к карманным калькуляторам и сотовым телефонам. Если у вас есть
бипер, мистер Энслин, советую вам выключить его, потому что в номере 1408 он
начинает пикать, когда ему заблагорассудится, а не потому, что кого-то
заинтересовал ваш автомобиль, - он помолчал. - Даже если вы его и выключите,
потом он может не заработать. Единственное верное средство - вынуть из него
батарейки, - он нажал на минидиктофоне клавишу "STOP", даже не посмотрев на
надписи. Майк решил, что Олин хорошо знаком с этой моделью, возможно,
надиктовывает на нее служебные записки.
- В действительности, мистер Энслин, единственное верное средство
избежать неприятностей - держаться подальше от этого номера.
- Не могу, - Майк взял минидиктофон, убрал, - но думаю, у меня есть
время выпить шотландского.
Пока Олин доставал бутылку из бара под картиной с изображением Пятой
авеню в начале двадцатого века, Майк спросил, откуда ему известно, что в
номере 1408 не работают бытовые устройства, созданные на основе высоких
технологий, если с 1978 года там не останавливался ни один гость.
- Я же не говорил, что с 1978 года в этот номер не ступала нога
человека, - ответил Олин. - Во-первых, раз в месяц горничные делают там
легкую уборку. Сие означает...
Майк, который уже четыре месяца работал над книгой "Номера отелей с
призраками" перебил его: "Я знаю, что сие означает". Легкая уборка нежилого
номера означала следующее: открывались окна, вытиралась пыль, менялись
полотенца. Постельное белье, скорее всего, нет. Он даже подумал, а не
следовало ли ему захватить с собой спальник.
Направляясь к Майку по персидскому ковру, с двумя стаканами в руках,
Олин словно прочитал мысли писателя.
- Постельное белье поменяли во второй половине дня, мистер Энслин.
- Почему бы вам не обойтись без фамилии? Зовите меня Майк.
- Вы уж извините, но так мне привычнее, - он протянул своему гостю
стакан. - За вас.
- И за вас, - Майк поднял свой, намереваясь чокнуться с Олином, но тот
отвел руку.
- Нет, за вас, мистер Энслин. Я настаиваю. Сегодня мы оба должны пить
за вас. Вам это потребуется.
Майк вздохнул, ободок его стакана звякнул по ободку стакана Олина.
- За меня. Вам самое место в фильме ужасов, мистер Олин. Вы могли бы
сыграть роль мрачного старого дворецкого, который пытается убедить молодую
семейную пару держаться подальше от замка Рок.
Олин сел.
- Эту роль, слава Богу, мне приходится играть не часто. Номера 1408 нет
ни на одном сайте, где перечисляются места, известные паранормальными
явлениями, выбросами психической энергии...
"После моей книги ситуация кардинальным образом изменится", - подумал
Майк.
- ... и в туристических путеводителях среди отелей, где видели
призраков, отель "Дельфин" не значится. Зато указаны "Шерри-Нидерленд",
"Плаза", "Парк-Лейн". Мы принимаем все меры, чтобы о номере 1408 знали как
можно меньше... хотя, разумеется, всегда найдется историк, удачливый и
дотошный одновременно.
Майк позволил себе улыбнуться.
- Вероника поменяла постельное белье, - продолжил Олин. - Я ее
сопровождал. Вы можете гордиться, мистер Энслин. Можно сказать, постельное
белье вам меняла особа королевской крови. Вероника и ее сестра пришли в
отель "Дельфин" с 1971 или 72 года. Ви, как мы ее зовем, старейший работник
"Дельфина", ее стаж как минимум на шесть лет больше моего. Она давно уже
стала старшей горничной. Полагаю, постельное белье не меняла уже много лет,
но до 1992 года она и ее сестра регулярно прибирались в номере 1408.
Вероника и Селеста были близнецами, и существовавшая между ними внутренняя
связь, похоже, позволяла им... как бы это сформулировать? Нет,
нечувствительными в воздействию 1408 они не оставались, но могли
противостоять ему... по крайней мере, на короткое время, которые занимала
легкая уборка.
- Вы не собираетесь сказать мне, что сестра Вероники умерла в этом
номере, не так ли?
- Нет, разумеется, нет. Она ушла с работы в 1988 году, по причине
слабого здоровья. Но я не исключаю, что номер 1408 способствовал ухудшению
ее психического и физического состояния.
- У нас вроде бы установилось полное взаимопонимание, мистер Олин.
Надеюсь, оно никуда не денется, если я признаюсь, что нахожу ваши слова
нелепыми.
Олин рассмеялся.
- Для исследователя мира призраков вы слишком материалистичны.
- Это мой долг перед читателями, - сухо ответил Майк.
- Наверное, я мог просто забыть про номер 1408, - промурлыкал менеджер
отеля. - Дверь закрыта, свет погашен, шторы затянуты, чтобы не выцветал
ковер, кровать застлана покрывалом, на нем меню завтрака, которое с вечера
можно оставить на ручке двери... но мне претила сама мысль о том, что воздух
в номере станет таким же затхлым, как на чердаке, а слой пыли будет расти
день ото дня. Вы думаете, что я слишком пунктуальный или одержим чистотой?
- Я думаю, что вы хороший менеджер.
- Пожалуй. В любом случае, Ви и Си прибирались в номере, очень быстро,
только входили и сразу выходили, пока Си не уволилась, а Ви не получила
повышение. После этого уборкой занимались другие горничные, всегда по двое,
и в пару я подбирал только тех, кто ладил между собой...
- В надежде, что у них тоже была внутренняя связь, помогающая
противостоять привидениям?
- В надежде, что такая связь есть, да. Вы можете посмеиваться над
привидениями номера 1408, мистер Энслин, но вы сразу почувствуете их
присутствие, в этом я уверен. Что бы ни жило в этом номере, застенчивость
ему не свойственна.
Во многих случаях, когда у меня была такая возможность, я шел с
горничными, присматривал за ними, - он помолчал, потом с явной неохотой
добавил. - Чтобы вытащить их оттуда, если произойдет что-то ужасное. Слава
Богу, без этого обошлось. Несколько вдруг начинали плакать, на одну напал
безумный смех, и знаете, смех этот напугал меня куда больше, чем слезы,
кое-кто падал в обморок. Но, повторюсь, ничего ужасного. За эти годы мне
удалось провести несколько примитивных экспериментов, с биперами, сотовыми
телефонами, часами, опять же, все обошлось. Слава Богу, - он вновь помолчал,
потом добавил спокойным, бесстрастным тоном. - Одна из них ослепла.
- Что?
- Горничная ослепла. Ромми ван Гелдер. Она вытирала пыль с телевизора и
вдруг начала кричать. Я спросил ее, что случилось. Она бросила тряпку,
подняла руки к глазам и прокричала в ответ, что она ослепла... но может
видеть какие-то ужасные цвета. Они исчезли, как только я вывел ее из номера,
а когда мы дошли до лифта, к ней начало возвращаться зрение.
- Вы рассказываете все это, чтобы напугать меня, мистер Олин, не так
ли? Чтобы я не оставался ночевать в номере 1408?
- Пожалуй, что нет. Вы же знаете историю номера, начиная с самоубийца
его первого жильца.
Майк знал. Кевин О`Молли, коммивояжер, продававший швейные машинки,
покончил с собой 13 октября 1910 года, оставив жену и семерых детей.
- Пять мужчин и одна женщина выпрыгнули из единственного окна номера,
мистер Энслин. Три женщины и один мужчина приняли смертельную дозу
снотворного, двоих нашли в кровати, двоих - в ванной, женщину - в ванне,
мужчину - сидящим на унитазе. Еще один мужчина повесился в стенном шкафу в
1970...
- Генри Сторкин, - вставил Майк. Это, вероятно, случайная смерть...
эротическая асфиксия.
- Возможно. Но был еще Рандольф Хайд, который перерезал себе вены, а
потом, истекая кровью, едва ли не полностью отхватил гениталии. Вот это уже
не эротическая асфиксия. Я вот о чем толкую, мистер Энслин, если двенадцать
самоубийств, совершенных в этом номере за шестьдесят восемь лет не убедили
вас отказаться от вашей затеи, сомневаюсь, что ахи и стоны горничных
окажутся более действенными.
"Ахи и стоны, это хорошо", - подумал Майк, решив что эта слова его
книге не помешает.
- Редко кто из семейных пар, останавливающихся за эти годы в 1408,
вновь просили дать им этот номер, - Олин одним глотком допил виски.
- За исключением близняшек-француженок.
- Это правда, - он кивнул, - Ви и Си бывали там часто.
Майка не волновали горничные и их... как там сказал Олин? Их ахи и
стоны. Конечно, количество самоубийств, упомянутых Олином, производило
впечатление... если уж Майк был столь толстокожим, не сам факт, так
глубинный смысл происшедшего. Только никакого глубинного смысла не было. У
вице-президентов Авраама Линкольна и Джона Кеннеди была одна фамилия -
Джонсон. Линкольна и Кеннеди избрали президентами в год, заканчивающийся на
числе 60 Линкольна убили в театре Кеннеди: Кеннеди - в автомобиле
"линкольн". И что доказывали эти совпадения? Ровным счетом ничего.
- Эти самоубийства найдут достойное отражение в моей книге, - ответил
Майк, - и, поскольку диктофон выключен, я могу сказать вам, что они - пример
явления, которое статистики называют "групповой эффект".
- Чарльз Диккенс называл это "картофельным эффектом", - вставил Олин.
- Простите?
- Когда призрак Джейкоба Марли впервые заговаривает со Скружем, Скруж
говорил ему, что он всего лишь капля горчицы на куске недоваренной
картофелины.
- Вы полагаете, это смешно? - в голосе Майка зазвучали ледяные нотки.
- В том, что связано с номером 1408, мистер Энслин, я ничего смешного
не нахожу. Абсолютно ничего. Слушайте внимательно. Сестра Ви, Селеста,
умерла от сердечного приступа. К этому моменту она уже страдала болезнью
Альцгеймера средней степени, а заболела ей в очень раннем возрасте.
- Однако, ее сестра в полном порядке, о чем вы упомянули чуть раньше.
Более того, являет собой пример реализации американской мечты. Как и вы,
мистер Олин, если судить по внешнему виду. При том, что вы многократно
заходили в номер 1408 и выходили из него. Сколько раз? Сто? Тысячу?
- На очень короткие промежутки времени, - уточнил Олин. - Знаете,
ситуация та же самая, что с комнатой, заполненную ядовитым газом. Если
задерживаешь дыхание, все будет в порядке. Я вижу, сравнение вам не
нравится. Вы, без сомнения, находите его вычурным, даже нелепым. Однако,
поверьте мне, очень удачное сравнение.
Он сложил пальцы домиком под подбородком.
- Так что возможно, некоторые люди быстрее и сильнее реагируют на
обитателя этого номера. Вы же знаете, среди увлекающихся подводным плаванием
одни люди переносят изменение наружного давления гораздо легче других.
"Дельфин" открылся без малого сто лет тому назад, и за это время персонал
отеля пришел к твердому убеждению, что 1408 - отравленный номер. Он стал
частью истории этого дома, мистер Энслин. Никто не говорит о нем, как никто
не упоминает о том, что четырнадцатый этаж, это, кстати, свойственно
большинству отелей, на самом деле тринадцатый... но все сотрудники это
знают. Если обнародовать все факты, связанные с этим номером, получится
потрясающая история... только вряд ли ваши читатели получат от нее
удовольствие.
Я, например, не сомневаюсь, что едва ли не в каждом отеле Нью-Йорка
случались самоубийства, но я готов поспорить на свою жизнь, что только в
"Дельфине" двенадцать человек покончили с собой в одном номере. И, оставляя
за кадром Селесту Романдю, нельзя сбрасывать со счетов смерть постояльцев
1408 номера от естественных причин. Так называемых естественных причин.
- И сколько их было? - мысль о том, что в 1408 люди умирали и от так
называемых естественных причин, не приходила Майку в голову.
- Тридцать, - ответил Олин. - Как минимум, тридцать. Мне точно известно
о тридцати.
- Вы лжете! - слова сорвались с губ Майка, прежде чем он успел их
остановить.
- Нет, мистер Энслин, заверяю вас, не лгу. Или вы действительно думали,
что мы держим номер пустым из-за суеверий или нелепой нью-йоркской
традиции... может, идеи, что в каждом старом отеле должен обитать по меньшей
мере один призрак, звенящий в своем номере невидимыми цепями?
Майк Энслин осознал, что такая идея, пусть и не сформулированная,
безусловно, присутствовала на страницах его новых "Десяти ночей". И
раздражение в голосе Олина (должно быть, так же раздраженно ученый
разговаривал бы с туземцем, размахивающим гадальной доской) не добавило
Майку спокойствия.
- В гостиничном бизнесе есть суеверия и традиции, мистер Энслин, но мы
не позволяем им вмешиваться в дела. Когда я только начинал работать, на
Среднем Западе еще говорили: "Когда скотоводы в городе, пустующих номеров
нет". Если номер освобождается, мы его тут же заполняем. Единственное
исключение, которое я сделал из этого правила, и наш разговор - единственный
на эту тему, номер 1408, на тринадцатом этаже, сумма цифр на двери которого
равняется тринадцати.
Олин пристально смотрел на Майка Энслина.
- В этом номере случались не только самоубийства, инсульты, инфаркты и
эпилепсические припадки. Один мужчина, остановившийся в нем, это случилось в
1973 году, утонул в тарелке супа. Вы скажете, что такого просто не может
быть, но я разговаривал с человеком, который работал тогда в службе
безопасности отеля и видел свидетельство о смерти. Неведомая сила, обитающая
в номере, вроде бы слабеет к полудню, в расчетный час, когда обычно
сменяется постоялец, и однако я знаю нескольких горничных, прибиравшихся в
номере, которые теперь страдают от сердечных болезней, энфиземы, диабета.
Три года тому назад на этаже забарахлила система отопления, и мистер Нилу,
тогда главному инженеру отелю, пришлось зайти в несколько номеров, чтобы
проверить отопительные приборы, в том числе и в 1408. Он прекрасно себя
чувствовал, и в самом номере, и потом, но на следующий день умер от
массивного кровоизлияния в мозг.
- Совпадение, - отмахнулся Майк. Но ему пришлось признать, что Олин -
мастер своего дела. Будь он вожатым летнего лагеря, до того бы перепугал
детей, что после первого круга историй о призраках у лагерного костра,
девяносто процентов запросилось бы домой.
- Совпадение, - повторил Олин, тихим голосом, с ноткой сожаления к
собеседнику. Протянул старомодный ключ, соединенный кольцом с не менее
старомодной латунной пластиной. - У вас с сердцем все в порядке, мистер
Энслин? С кровяным давлением, с нервами?
Майк обнаружил, что ему потребовалось приложить немалое усилие, чтобы
поднять руку... но, стоило заставить ее двигаться, все пошло, как по маслу.
И когда брал ключ, пальцы его, насколько он мог судить, совершенно не
дрожали.
- Претензий нет, - Майк зажал в кулаке латунную пластину. - А кроме
того, на мне счастливая гавайская рубашка. Зря, что ли, я ее надевал.
Олин настоял на том, чтобы сопроводить Майка на четырнадцатый этаж,
впрочем, тот особо не возражал. Ему хотелось понаблюдать за трансформацией,
через которую предстояло пройти мистеру Олину, едва они покинули бы его
уютный кабинет и зашагали по коридору к лифтам, хотелось увидеть, как он
вновь превратится в несчастного менеджера отеля, бедолагу, попавшему в
писательские когти.
Мужчина в смокинге, Майк догадался, что это управляющий ресторана или
метрдотель, остановил их, протянул Олину несколько листков, что-то прошептал
на французском. Олин ответил также шепотом, на том же языке, кивнул, быстро
расписался на каждом из листков. В баре пианист играл "Осень в Нью-Йорке". С
такого расстояния звук долетал до них эхом, как музыка, которую слышишь во
сне.
Мужчина в смокинге со словами: "Merci bien" - повернулся и пошел по
своим делам. Олин вновь попросил разрешения донести до номера маленький
чемоданчик, и Майк опять ответил отказом. В лифте взгляд Майка, как
магнитом, притянуло к тройному ряду кнопок. На каждой кнопке цифры, все, как
положено, и надо приглядеться повнимательнее, чтобы заметить, что за кнопкой
12 следует кнопка 14. "Словно, - думал Майк, - они лишили промежуточное
число права на существования, убрав его с панели управления лифтом.
Глупость... и, однако, правота на стороне Олина. Такое можно увидеть в
отелях по всему миру".
- Мистер Один, - нарушил затянувшуюся паузу Майк, когда кабина пошла
вверх. - Мне любопытно. Почему вы не поселили в 1408 фиктивного постояльца,
если уж этот номер так вас пугает? Или другой вариант, почему вы не записали
этот номер на себя?
- Полагаю, боялся, что меня обвинять в мошенничестве, если не
сотрудники официальных органов и активисты организаций, защищающих
гражданские права, поверьте мне, менеджеры отелей вздрагивают при упоминании
о законах, обеспечивающих гражданские права, совсем как ваши читатели,
которым ночью слышится звон цепей, то мои боссы, как только до них дошла бы
такая информация. Если я не смог убедить вас держаться подальше от номера
1408, сомневаюсь, что мне бы удалось достигнуть лучших результатов, убеждая
совет директоров "Стэнли корпорейшн" в правомерности своего решения никого
не селить в этот номер из-за страха перед призраками, благодаря которым
заезжий коммивояжер выпрыгнул из окна и разбился в лепешку об асфальт
Шестьдесят первой улицы.
Майк нашел, что последняя тирада мистера Олина встревожила его больше
всего. "Потому что он больше не пытается меня отговаривать, - подумал он. -
Убедительность, достойная лучшего коммивояжера, которой обладали его слова в
кабинете, может, благодаря особой ауре, создаваемой персидским ковром, здесь
исчезла. Компетентность осталась, да, это чувствовалось в его манере, когда
он подписывал бумаги, а вот умение убеждать - нет. Исчезла вместе с личным
магнетизмом. Как только они вышли из кабинета. Но он верит, что в 1408
кто-то или что-то есть. Верит безо всяких на то сомнений".
Над дверью погасло окошечко с числом 12 и зажглось следующее, с числом
14. Кабина остановилась. Двери разошлись, открыв обычный гостиничный
коридор, устланный красно-золотым ковром (само собой, не персидским).
Освещался коридор настенными светильниками, стилизованными под газовые
фонари девятнадцатого века.
- Приехали, - сказал Олин. - Ваш этаж. Вы уж извините меня, но здесь я
с вами расстанусь. 1408 - по левую руку, в конце коридора. Без крайней на то
необходимости, я к нему не приближаюсь.
Майк Энслин вышел из кабины. У него создалось ощущение, что ноги
заметно потяжелели, словно и им не хотелось приближаться к номеру 1408.
Повернулся к Олину, невысокому толстячку в черном, сшитом по фигуре костюме
и вязаном бордовом галстуке. Олин сцепил руки за спиной, и Майк увидел, что
лицо толстячка белое, как молоко. На высоком, без единой морщины лбу
выступили капельки пота.
- В номере, естественно, есть телефон, - выдавил из себя Олин. - Вы
можете попробовать позвонить, если что-то случится... но я сомневаюсь, что
он будет работать. Если только номер этого не захочет.
Майк попытался ответить шуткой, к примеру, насчет того, что ему не
придется давать чаевые официанту бюро обслуживания, но язык стал таким же
тяжелым, как и ноги.
Одна рука Олина вынырнула из-за спины и Майк увидел, что она дрожит.
- Мистер Энслин. Майк. Не делайте этого. Ради Бога...
Прежде чем он закончил фразу, двери лифта закрылись, отсекая его от
собеседника. Майк какое-то время постоял, в привычной тишине коридора
нью-йоркского отеля на, пусть ни один сотрудник "Дельфина" в этом бы не
сознался, тринадцатом этаже, думая о том, чтобы протянуть руку и нажать
кнопку вызова кабины.
Да только, нажми он кнопку, Олин бы победил. И на месте лучшей главы
его новой книги появилась бы зияющая дыра. Читатели об этом бы не узнали,
издатель и литературный агент тоже, как и адвокат Робертсон, ... но он бы
знал.
И вместо того, чтобы вызывать лифт, Майк поднял руку и коснулся
сигареты за ухом, отвлекая себя от тревожных мыслей, а потом щелкнул пальцем
по воротнику счастливой гавайской рубашки. И зашагал по коридору к номеру
1408, беззаботно помахивая маленьким чемоданчиком.
2
Самым интересным артефактом, оставшемся от короткого (порядка
семидесяти минут) пребывания Майка Энслина в номере 1408, стала
одиннадцатиминутная запись, сохранившаяся на минидиктофоне. Сверху он
немного обуглился, но пленка не пострадала. Удивительно, но на пленке, если
говорить о содержании, практически ничего не записано, а то, что все-таки
записалось, более чем странно.
Минидиктофон ему подарила бывшая жена, они расстались по взаимному
согласию, друзьями, пять лет тому назад. Майк взял его с собой в свою первую
экспедицию (на ферму Рилсби в Канзас), в качестве довеска к пяти большим
блокнотам и кожаному футляру с остро заточенными карандашами. Но к тому
моменту, когда он подошел к двери номера 1408 отеля "Дельфин", за его
плечами были три книги, поэтому ручка и маленький блокнот лишь дополняли
пять чистых девяностоминутных кассет. Шестую он вставил в минидиктофон перед
тем, как выйти из квартиры.
Выяснилось, что магнитофонная запись куда лучше исписанных страниц
блокнота: она сохраняла нюансы, которые не могла отразить бумага. К примеру,
посвист рассекающих воздух летучих мышей, которые, в отличие от призраков,
атаковали его в замке Гартсби. И его крики, прямо-таки девушки, впервые
попавший в дом с привидениями. Друзья хохотали до упаду, слушая эту запись.
И записывать собственные впечатления на магнитную пленку, а не в
блокнот оказалось легче и проще, особенно, если ты мерзнешь на кладбище
Нью-Брансуика, а в три часа ночи твоя палатка рушится
от резкого порыва ветра с дождей. Записывать в таких условиях нельзя, а
вот говорить - пожалуйста... что Майк и делал, говорил и говорил, выбиваясь
из-под мокрой парусины палатки, ни на
мгновение не теряя из виду такой милый сердцу красный огонек
минидиктофона. За годы, проведенные в экспедициях, минидиктофон "сони" стал
его близким другом. На тоненькую пленку, бегущую между бобинами, ему не разу
не удалось записать свидетельство паранормального события, это относится и к
отрывочным комментариям, сделанным им в номере 1408, однако он сроднился с
маленьким устройством, который, можно сказать, стал его неотъемлемой частью.
Такое бывают. Дальнобойщики влюбляются в свои восемнадцатиколесные
"Кенуорты" и "Джимми-Питы", писатели души не чают в какой-нибудь ручке или
старой пишущей машинке, профессиональные уборщицы не желают расставаться со
старым пылесосом "Электролюкс". Майку, когда при нем находился
минидиктофон, играющий роль креста или связки чеснока, ни разу не
довелось столкнуться с настоящим призраком или психокинетическим явлением,
зато на пару они провели много холодных ночей далеко не в самых приятных
местах. Майк был
законченным рационалистом, но это не мешало ему оставаться человеком.
Проблемы с 1408-ым начались даже до того, как он вошел в номер.
Взглянув на дверь, Майк увидел, что она перекошена.
Перекошена не вся, лишь малая ее часть, слева. Этот перекос напомнил
ему фильмы ужасов, в которых режиссер пытался показать психическое
заболевание одного из героев, наклоняя камеру в ту или другую сторону. За
первой ассоциацией последовала другая: дверь на корабле во время сильной
качки. Она наклоняются вперед и назад, вправо и влево, пока голова не
начинает идти кругом, а к горлу не подкатывает тошнота. У него таких
ощущений вроде бы не было, совсем не было, ну...
Нет, все-таки были. Но чуть-чуть.
И он об этом напишет в книге, хотя бы с тем, чтобы отвергнуть
инсинуации Олина, утверждавшего, что его рационализм не позволяет объективно
писать призраках и связанным с ними.
Он наклонился (отметил, что головокружение и тошнота моментально
пропали, едва перекошенный участок двери исчез из поля зрения), расстегнул
молнию, из бокового отделения чемодана достал минидиктофон.. Выпрямляясь,
нажал на клавишу "RECORD", увидел зажегшийся красный глазок и уже открыл
рот, чтобы сказать: "Дверь номера 1408 встречает меня уникальным образом,
перекосом малой своей части слева".
Произнес первое слово, дверь, и замолчал. Если вы послушаете пленку, то
услышите его и щелчок клавиши "STOP". Потому что перекос уже исчез. Майк
видел перед собой четкий прямоугольник. Повернулся, посмотрел на дверь
номера 1409, через коридор, потом вновь перевел взгляд на 1408-й. Обе двери
выглядели одинаково, белые, с золотыми табличками и ручками. Никаких
перекосов, по четыре прямых угла, соединенных прямыми линиями.
Майк опять наклонился, рукой, в которой держал минидиктофон, подхватил
чемоданчик, другую руку, с ключом, протянул к замку, и замер.
Вновь появился перекос.
На этот раз справа.
- Это нелепо, - пробормотал Майк, но тошнота вернулась. Тошнота,
которая уже не напоминала морскую болезнь, была ею. Два года тому назад он
плавал в Англию на "Королеве Элизабет Второй", и одну ночь очень уж
штормило. Майк помнил, как лежал на кровати в своей каюте. Его мутило, но
вырвать так и не удалось. И это тошнотворное головокружение только
усиливалось, если он смотрел на дверь... или стул... или стол... которые так
и ходили взад-вперед, вправо-влево...
"Во всем виноват Олин, - подумал Майк. - Именно этого он и добивается.
Как следует накрутил. Завел. Как бы он смеялся, если б видел меня в этот
момент. Как..."
И тут до него дошло, что Олин, возможно, видит его в этот самый момент.
Майк оглядел коридор, не заметив, что головокружение и тошнота исчезли, как
только взгляд сместился от двери. У потолка, слева от лифтов, увидел то, что
и ожидал: камеру внутреннего наблюдения. Один из сотрудников службы
безопасности отеля наверняка постоянно дежурил у мониторов, и Майк мог
поспорить, что Олин сейчас стоял рядом с ним, оба смотрели на него и
лыбились, как обезьяны. "Это отучит его приходить сюда и качать права, да
еще и натравливать на нас адвоката", - говорит Олин. "Вы только посмотрите!
- восклицает сотрудник службы безопасности, его улыбка становится еще шире.
- Бледный, как призрак, а ведь он еще даже не вставил ключ в замок. Вы его
уели, босс! Он же дрожит, как лист на ветру".
"Черта с два, - подумал Майк. - Я оставался в доме Рилсби, спал в
комнате, где убили двух членов его семьи... и я спал, поверите вы мне или
нет. Я провел ночь рядом с могилой Джеффри Дахмера и еще одну неподалеку от
могилы Г.П. Лавкрафта. Я чистил зубы рядом с ванной, в которой сэр Дейвид
Смайт вроде бы утопил обоих своих жен. Я давно уже перестал бояться историй,
которые рассказывают у костра в летнем лагере. Будь я проклят, если вы меня
уели!"
Он посмотрел на дверь: четкий, безупречный прямоугольник. Пробурчал
что-то неразборчивое, вставил ключ в замочную скважину, повернул. Дверь
открылась. Майк вошел. Дверь не захлопнулась за ним, пока он искал на стене
выключатель, не оставила в полной темноте (кроме того, сквозь окно проникал
отсвет огней многоквартирного дома, высящегося напротив отеля). Выключатель
он нашел. Когда нажал на клавишу, вспыхнули лампы подвешенной под потолком
хрустальной люстры. Зажегся и торшер у стола в дальнем углу комнаты.
Окно располагалось над столом, чтобы тот, кто сидел за ним, мог
оторваться от работы и взглянуть на Шестьдесят первую улицу... или прыгнуть
на Шестьдесят первую улицу, если вдруг возникнет такое желание. Только...
Майк поставил чемодан на пол у самого порога, закрыл дверь, нажал
клавишу "RECORD". Загорелся маленький красный огонек.
- По словам Олина, шесть человек выпрыгнуло из окна, в которое я сейчас
смотрю, - начал Майк, - но этим вечером я не собираюсь нырять с
четырнадцатого, простите меня, с тринадцатого этажа отеля "Дельфин". Окно
забрано стальной или железной решеткой. Безопасность лучше еще одних
похорон. По моему разумению, 1408-й относится к категории номеров, которые
называются полулюкс. В комнате, где я нахожусь, два стула, диван, письменный
стол, стойка с дверцами, за которыми, скорее всего телевизор и минибар.
Ковер на полу ничего из себя не представляет, можете мне поверить, не чета
персидскому в кабинете Олина. На стенах обои. Они... один момент...
В этот момент раздается очередной щелчок: Майк вновь нажимает на
клавишу "STOP". Собственно вся запись фрагментарна, состоит от отдельных
отрывков, чем разительно отличается от более чем ста пятидесяти кассет,
ранее надиктованных Майком и хранящихся у его литературного агента. Более
того, с каждым новым отрывком меняется голос. Если начинал диктовать
человек, занятый важным делом, то потом он уступает место другому человеку,
совершенно сбитому с толку, плохо соображающего, который, того не замечая,
уже разговаривает сам с собой. Рваный ритм записи, в сочетании с все более
бессвязной речью у большинства слушателей вызывают тревогу. Многие просят
выключить пленку задолго до того, как запись, очень короткая, подходит к
концу. Словами невозможно адекватно передать нарастающую убежденность
слушателя в том, что человек, который диктовал эту странную запись, если не
сходит с ума, то определенно утрачивает связь с окружающей его реальностью,
но даже эти слова дают понять: в номере 1408 что-то происходило.
В тот момент, когда Майк выключил минидиктофон, он заметил картины на
стенах. Их было три: дама в вечернем туалете двадцатых годов, стоящая на
лестнице, парусник, летящий по волнам, и натюрморт с преобладанием желтого и
оранжевого цвета: яблоки, бананы, апельсины. Все под стеклом и
скособоченные. Он хотел упомянуть об этом, но подумал, а стоит ли
наговаривать на пленку про три скособоченные картины? Вот и про перекошенную
дверь хотел наговорить, да только выяснилось, что дверь совсем и не
перекошена, просто в какой-то момент его подвели глаза, ничего больше.
Левый верхний угол картины с дамой на ступенях опустился как минимум на
дюйм относительно правого. Точно так же висел и парусник, с борта которого
пассажиры наблюдали за летающими рыбами. А вот у желто-оранжевых фруктов,
Майку казалось, что они освещены жарким экваториальным солнцем, солнцем
пустыни, каким рисовал его Пол Боулс, левый верхний угол поднимался над
правым. Взгляда, брошенного на картины хватило, чтобы вновь вызвать тошноту.
Его это не удивило. Срабатывал рефлекс на определенную ситуацию. Он
столкнулся с этим на "КЕ-2". Тогда Майку объяснили, что со временем человек
привыкает к качке и "морская болезнь сходит на нет". Но Майк не провел в
море достаточно времени, чтобы адаптироваться к качке, да, пожалуй, и не
хотел. Вот и не удивился, когда скособоченные картины в гостиной номера 1408
вызвали у него рецидив морской болезни, которую, правда, в данном конкретном
случае следовало назвать сухопутной.
Стекла над картинами покрывала пыль. По одному он провел пальцами,
какое-то время смотрел на две параллельные полосы. На ощупь пыль казалась
жирной, склизкой. "Как шелк перед тем, как он начинает гнить", - пришло на
ум, но и это сравнение он не собирался оставлять на пленке. Откуда он мог
знать, каков на ощупь шелк, который вот-вот сгниет? На такие сравнения
способен только пьяный.
Поправив картины, он отступил на шаг и вновь внимательно всмотрелся в
каждую: женщина в вечернем туалете у двери, ведущую в спальню, пароход,
бороздящий одно из семи морей, слева от письменного стола, и, наконец,
отвратительно нарисованные фрукты у стойки с телевизором. Где-то он ждал,
что картины вновь скособочатся, а то и упадут на пол, как это случалось в
фильмах вроде "Дома на холме призраков" или в некоторых сериях "Сумеречной
зоны", но картины висели ровно. При этом он сказал себе, что не удивился бы,
если б картины скособочились. По собственному опыту знал, что повторяемость
заложена в природе вещей: люди, которые бросили курить (не отдавая себе
отчета, он коснулся сигареты за ухом), хотят взяться за старое, картины,
провисевшие скособоченными с тех времен, когда Никсон был президентом,
стремятся вернуться в привычное положение. "И так они провисели долго, двух
мнений тут быть не может, - думал Майк. - Если я сниму их со стен, то увижу
за ними более темные, не выцветшие участки обоев. Может, полезут и
какие-нибудь жучки-червячки, как бывает, если выворачиваешь из земли
камень".
|
