Армагеддон 2
45
Как долго он шел на запад? Бог, может, и знает, но Мусорный Бак не
знал. Дни. Ночи. Особенно он помнил ночи.
Он стоял, покачиваясь в своих лохмотьях, и смотрел вниз на Циболу.
Город Обетованный, Город Мечты. Искалеченной рукой (запястье, сломанное
при прыжке с лестницы нефтяного резервуара компании ЧИРИ, срослось
неправильно) он взял флягу и допил остатки воды.
- Цибола! - пробормотал он. - Цибола! Я иду! Я иду! Я сделаю все, что
ты хочешь! Я отдам за тебя жизнь!
После того, как он немного утолил жажду, его потянуло в сон. Он уже
почти заснул, когда мысль впилась в его мозг, как ледяное лезвие стилета.
"А что если Цибола - это только мираж?"
- Нет, - пробормотал он. - Нет, ой-ой, нет.
Но простое отрицание не могло отогнать эту мысль. Что если он выпил
последние остатки воды, празднуя появление миража? Он по-своему признавал
свое сумасшествие, как часто бывает с безумцами. Если это только мираж, то
он умрет здесь в пустыне, и им пообедают стервятники.
В конце концов, не в силах больше выносить ужасную возможность, он
встал на ноги и пошел обратно к дороге, борясь с тошнотой и чувствуя
приближение обморока. С вершины холма он беспокойно уставился вниз, на
плоскую равнину, поросшую юккой и перекати-полем. Он облегченно вздохнул.
Она была там!
Цибола, сказка древности, столько людей искали ее, а нашел ее
Мусорный Бак!
Далеко внизу, в пустыне, в окружении голубых гор, сама голубая в
далекой дымке, с мерцающими башнями и улицами. Там были пальмы... он мог
видеть пальмы... и движение... _и _в_о_д_у_!
- Ооо, Цибола, - пропел он и заковылял обратно. Этим вечером, когда
Факел Бога закатится за горизонт, он пойдет вперед. Он дойдет до Циболы и
начнет с того, что нырнет с головой в первый попавшийся фонтан. А потом он
найдет _е_г_о_, человека, который велел ему прийти сюда. Человека, который
вел его через долины, горы и наконец привел в пустыню. Весь этот путь он
проделал всего лишь за один месяц, несмотря на боль в обожженной руке.
О_н_ ждет Мусорного Бака в Циболе, и _е_м_у_ повинуются армии ночи,
ему принадлежат бледные всадники-мертвецы, которые устремятся с запада
прямо в лицо восходящему солнцу. И они прискачут, бессвязно бормоча,
усмехаясь, воняя потом и порохом. Начнутся крики, но Мусорному Баку нет
никакого дела до криков. Начнется насилие, до которого ему дела еще
меньше. Начнутся убийства, что не играет никакой роли...
...и начнется Великий Пожар.
А вот до этого ему есть дело. В его снах к нему приходил темный
человек и с высокой площадки показывал ему внизу страну, объятую пламенем.
Города взрывались, как бомбы. Возделанные поля превратились в линии огня.
И даже на реках Чикаго, Питтсбурга и Детройта пылала разлитая нефть. И во
сне темный человек сказал ему очень простую вещь, которая и заставила его
проделать весь этот путь: "Ты займешь высокий пост в моей артиллерии. Ты
тот человек, который мне нужен."
Он перевернулся на бок, щеки и веки его покраснели от летящего песка.
Он начал терять надежду - да, с тех пор, как отлетело колесо у его
велосипеда, он начал терять надежду. Казалось, что Бог, Бог шерифов-убийц.
Бог Карли Йейтса, в конце концов оказался сильнее темного человека. Но он
не потерял веры. И наконец, когда казалось, что он скорее сгорит заживо в
пустыне, чем доберется до Циболы, где его ждет темный человек, он увидел
ее внизу, спящую в свете заходящего солнца.
- Цибола, - прошептал он и заснул.
Первый сон приснился ему в Гэри, более месяца назад, после того как
он обжег себе руку. В ту ночь он заснул, не сомневаясь в том, что умрет.
Нельзя получить такой сильный ожог и остаться в живых. В голове у него
звучали одни и те же слова: "Живи с факелом, умри с факелом. Живи, умри."
Ноги привели его в небольшой городской парк, и он упал на землю, а
его левая рука вытянулась в сторону, словно кусок неживого вещества, и
рукав продолжал дымиться. Боль была огромной, невыносимой. Он никогда не
думал, что в мире может быть такая боль. С ликованием он бегал от одного
нефтяного резервуара к другому, оставляя за собой примитивные часовые
механизмы, каждый из которых состоял из стальной трубки, в которую был
залит керосин, отделенный от маленькой лужицы кислоты металлической
перегородкой. Эти устройства он опускал в трубы, предназначенные для
отвода из резервуаров нефтяных паров. Когда кислота проедала металл,
керосин воспламенялся, и это приводило к взрыву резервуара. Мусорный Бак
надеялся добраться до дорожной развязки в западной части Гэри, прежде чем
хотя бы один из них взорвется. Ему хотелось увидеть, как целый город будет
охвачен огненной бурей.
Но в конструкции последнего устройства он допустил какую-то ошибку.
Оно сработало в тот момент, когда он гаечным ключом снимал крышку с трубы.
Керосин вырвался из трубки с ослепительной белой вспышкой, и его левая
рука была немедленно охвачена огнем.
Крича от дикой боли, он понесся по крыше резервуара. Он неизбежно
полетел бы вниз, переворачиваясь, как брошенный в колодец факел, если бы
не счастливая случайность: он споткнулся и упал на свою левую руку, сбив
пламя.
Он сел, все еще сходя с ума от боли. Позже он подумал о том, что лишь
слепой случай - или соизволение темного человека - не дал ему сгореть
заживо. Большая часть керосина не попала ему на руку. Позже он
почувствовал благодарность, но тогда он мог лишь кричать и раскачиваться
взад и вперед, вытянув в сторону свою дымящуюся руку.
Когда начало темнеть, он смутно вспомнил, что заложил целых
двенадцать устройств. Они могут взорваться в любое время. Каким-то образом
ему удалось спуститься вниз с резервуара, и он заковылял прочь, петляя
между мертвыми машинами и отставляя свою жареную руку подальше от себя. К
тому времени, когда он дошел до небольшого парка рядом с центром города,
начался закат. Он сел на траву и попытался вспомнить, что надо делать при
ожогах. Смазать их маслом, - сказала бы мать Дональда Мервина Элберта. Но
ведь это годилось для ожога горячим паром или беконовым жиром, брызнувшим
со сковородки. Он не мог себе представить, как можно смазать маслом
потрескавшуюся и почерневшую массу между локтем и плечом. Он не мог себе
представить, как до нее вообще можно дотронуться.
УБИТЬ СЕБЯ. Это действительно выход. Он сможет прекратить свои
страдания, убив себя, как одряхлевшего пса...
В восточной части города раздался гигантский взрыв, словно ткань
реальности грубо разорвали надвое. Столб огня вырос на темно-синем фоне
сгущавшихся сумерек. Ему пришлось зажмуриться.
Несмотря на все мучения, огонь доставил ему удовольствие. Более того,
он наполнил его восхищением и ликованием. Огонь оказался лучшим
лекарством, даже лучше морфина, который он нашел на следующий день (в
тюрьме ему приходилось работать в лазарете). Он никак не связывал свои
мучения со взвившимся к небу огненным столбом. Он просто знал, что огонь
прекрасен, огонь добр, огонь - это то, в чем он нуждается и будет
нуждаться всегда.
Через несколько секунд взорвался второй резервуар, и даже здесь, на
расстоянии трех миль, он почувствовал теплую воздушную волну. За ним
последовали два других, а потом, после небольшой паузы, подряд взорвалось
еще шесть. Теперь смотреть в том направлении было почти невозможно, но он
все равно смотрел туда, улыбаясь, забыв о боли в руке и о самоубийстве.
Солнце уже зашло, но вокруг не было темно. Ночь наполнилась желтыми и
оранжевыми отсветами пламени. Весь горизонт на востоке был объят огнем.
Это напомнило ему картинку из комикса по "Войне миров" Герберта Уэллса,
который был у него в детстве. Теперь, спустя много лет, мальчик, у
которого был этот комикс, исчез, но остался Мусорный Бак, и он обладал
ужасным секретом марсианского луча смерти.
Пора было уходить из парка. Температура поднялась уже градусов на
десять. Пора было продолжать свой путь на запад, но встать он не мог. Он
заснул на траве, и на его лице усталого, замученного плохим обращением
ребенка играли отсветы пламени.
Во сне к нему пришел темный человек в рясе с капюшоном. Лица его не
было видно, но Мусорному Баку показалось, что он видел его раньше. Когда
бездельники в кондитерской или в пивной начинали издеваться над ним,
казалось, что темный человек стоял среди них молчаливо и задумчиво.
Казалось, когда он работал на "Скруббе-Дуббе", он видел огненную усмешку
этого человека за ветровым стеклом, которое ему приходилось мыть. Когда
шериф отослал его в психушку в Тер От, этот человек был улыбчивым
помощником, стоявшим над ним в комнате для электрошока и готовым послать
тысячу вольт ему в мозг. Он прекрасно знал этого человека.
- Я сделаю все, что ты захочешь, - благодарно произнес он во сне. - Я
готов отдать за тебя жизнь.
Темный человек поднял руки под покровом своей рясы, и она стала
похожа на черный воздушный змей. Они стояли на возвышении, а под ними
простиралась объятая пламенем Америка.
"Ты займешь высокий пост в моей артиллерии. Ты - тот человек, который
мне нужен."
Потом он увидел армию из десяти тысяч отверженных мужчин и женщин,
идущих на восток через пустыню и через горы. По пустыне ехали грузовики,
джипы, автобусы, жилые прицепы и танки. У каждого человека на шее висел
черный камень с красной щелью, которая могла стать Глазом, а могла и
Ключом, И на огромном грузовике с цистернами он увидел себя и понял, что в
цистернах находится жидкий напалм... а за ним едет колонна грузовиков с
бомбами, минами, пластиковой взрывчаткой, огнеметами, сигнальными
ракетами, гранатами, автоматами и ракетными установками. Скоро должен был
начаться танец смерти.
Темный человек вновь поднял руки, а когда он опустил их, вокруг
воцарились холод и спокойствие. Пламя погасло, и даже пепел был холодным,
и на мгновение он вновь превратился в маленького и испуганного Дональда
Мервина Элберта. Только на одно мгновение он заподозрил, что его
обманывают, что он будет лишь пешкой в огромной шахматной партии темного
человека.
Потом он заметил, что лицо темного человека уже не было полностью
спрятано. Два темно-красных угля горели в глубоких глазницах, освещая
тонкий, как бритва, нос.
- Я сделаю все, что ты захочешь, - благодарно сказал он во сне. - Я
отдам за тебя жизнь! Я отдам за тебя душу!
- Ты будешь заниматься поджогами, - торжественно сказал темный
человек. - Ты должен прийти в мой город, и там тебе все станет ясно.
- Куда? Куда? - Он изнемогал от надежды и нетерпения.
- На запад, - сказал темный человек, исчезая. - На запад. По ту
сторону гор.
Тогда он проснулся, и вокруг по-прежнему была ночь, озаренная ярким
пламенем. Теперь оно приблизилось. Один за другим взрывались дома. Звезды
исчезли за густой нефтяной копотью. Пошел дождь, принесший блаженное
облегчение. Все вокруг было покрыто черным снегом пепла.
Теперь, когда у него появилась цель, он смог идти. Он заковылял на
запад, время от времени замечая других людей, покидающих Гэри и
оглядывающихся через плечо на пожар. Идиоты, - подумал Мусорный Бак почти
с нежностью. Вы сгорите. Когда придет время, вы сгорите. Они его не
замечали. Для них Мусорный Бак был лишь еще одним оставшимся в живых. Они
исчезли в дыму, и незадолго до зари Мусорный Бак перешел границу штата
Иллинойс. Позади него огонь уже скрылся за стеной густого дыма. Было утро
второго июля.
Он забыл о своих мечтах о сожжении Чикаго. Ему больше не было
никакого дела до Уинди Сити. В тот день он взломал кабинет врача и стащил
оттуда упаковку морфина. В аптеке он взял банку вазелина и покрыл
обожженную часть руки дюймовым слоем. Его мучила сильная жажда, хотелось
пить почти все время. Мысли о темном человеке жужжали у него в голове,
словно мясные мухи. Когда он рухнул на землю в сумерках, ему уже начало
казаться, что город, в который направляет его темный человек, это Цибола.
В ту ночь темный человек снова посетил его сны и с сардонической
усмешкой подтвердил, что это так.
Мусорный Бак пробудился от этих спутанных снов-воспоминаний, ощущая
пронизывающий ночной холод. В пустыне всегда либо лед, либо пламень. Здесь
не существует середины.
Слегка постанывая, он поднялся на ноги. У него над головой триллионы
звезд мерцали так близко, что казалось, будто их можно потрогать руками.
Он вернулся к дороге, при каждом шаге вздрагивая от боли. Но теперь
он почти не обращал на нее внимания. На мгновение он остановился и
посмотрел на спящий внизу город. Потом он продолжил свой путь.
Когда спустя несколько часов заря окрасила небо, Цибола была почти
так же далеко от него, как и в тот момент, когда он поднялся на гребень
холма и впервые увидел ее. А он, как последний идиот, выпил всю свою воду,
забыв о том, какими близкими кажутся в пустыне расстояния. Из-за
обезвоживания организма он не решился долго продолжать путь после восхода.
Ему надо лечь, прежде чем солнце снова не начало палить.
Через час после восхода он наткнулся на съехавший с дороги
"Мерседес-Бенц", правый бок которого глубоко погрузился в песок. Он открыл
двери с левой стороны и вытащил наружу двух усохших обезьян - старую
женщину со множеством браслетов на руках и пожилого мужчину с эффектной
белой шевелюрой. Бормоча себе под нос что-то невнятное, Мусорный Бак вынул
ключи из замка зажигания, обошел машину и открыл багажник. Чемоданы
оказались незапертыми. Он завесил окна "Мерседеса" одеждой, придавив ее
для надежности камнями. Теперь у него была прохладная, сумрачная пещера.
Он заполз внутрь и уснул. Далеко на западе в лучах утреннего солнца
сиял город Лас-Вегас.
Машину он водить не умел, в тюрьме его этому не учили, но он мог
ехать на велосипеде. Четвертого июля Мусорный Бак раздобыл гоночный
велосипед и отправился в путь. Поначалу он ехал медленно, так как левая
рука доставляла ему много хлопот. В первый день он дважды падал, и один
раз - прямо на ожог. Боль была невыносимой. Ожог гноился и источал
омерзительный запах. Время от времени в голове у него мелькала мысль о
гангрене, но он не позволял себе размышлять об этом слишком долго. Он
начал смешивать вазелин с антисептической мазью, не зная, может ли это
помочь, но не сомневаясь в том, что это не повредит. У него получалась
вязкая жидкость молочного цвета, похожая на сперму.
Понемногу он приноровился управлять велосипедом одной рукой и
обнаружил, что может ехать с неплохой скоростью. Рельеф стал плоским, и
велосипед легко несся вперед. Он выпивал галлоны воды и очень много ел. Он
размышлял над словами темного человека: "Ты займешь высокий пост в моей
артиллерии. Ты - тот человек, который мне нужен." Как прекрасны были эти
слова - разве до этого момента он был кому-нибудь нужен? Эти слова снова и
снова прокручивались у него в голове, пока он нажимал на педали под жарким
солнцем Среднего Запада.
Восьмого июля Мусорный Бак пересек Миссисипи и оказался в Айове.
Четырнадцатого июля он пересек Миссури к северу от Каунсил Блаффс и въехал
в Небраску. Левая рука понемногу стала ему повиноваться, мускулы ног
наливались силой, и он спешил, ощущая огромное желание как можно быстрее
оказаться на месте.
На западном берегу Миссури Мусорный Бак впервые заподозрил, что сам
Бог, возможно, захочет помешать ему выполнить свое предназначение. В
Небраске что-то было не так. Там было что-то ужасное, чего он боялся.
Казалось, там было все как в Айове... но на самом деле все было иначе.
Раньше темный человек приходил к нему каждой ночью, но как только он
оказался в Небраске, темный человек исчез.
Вместо него Мусорному Баку стала сниться старая женщина. В этих снах
он лежал на животе среди кукурузы, почти парализованный ненавистью и
страхом. Перед ним была стена широких, похожих на лезвия кукурузных
листьев. Не желая этого, но и не в силах остановиться, он раздвигал листья
дрожащей рукой и смотрел. Он видел старый дом на полянке. Дом был поднят
на домкратах. Рядом была яблоня, с которой свисали качели из старой шины.
А на веранде сидела старая негритянка, играла на гитаре и пела какой-то
древний спиричуэл. Каждый раз песня менялась. Большинство из них Мусорный
Бак знал, так как когда-то был знаком с женщиной, матерью мальчика по
имени Дональд Мервин Элберт, которая пела те же самые песни во время
домашней уборки.
Этот сон был кошмаром, но не только потому, что в конце его
происходило что-то ужасное. На первый взгляд, в нем вообще не было ничего
страшного. Кукуруза? Синее небо? Качели из шины? Старая женщина? Что во
всем этом могло быть страшного? Старухи не издеваются над тобой и не
бросают в тебя камнями. Камнями швыряются только Карли Йейтсы.
Но задолго до конца сна он застывал от страха, словно смотрел он не
на старую женщину, а на какой-то загадочный, едва скрытый свет, который
готов был в любой момент вспыхнуть вокруг нее огненным сиянием, рядом с
которым пылающие резервуары Гэри показались бы свечками на ветру. Свет
этот будет таким ярким, что превратит его глаза в пепел. И в этой части
сна он мог думать только об одном: "Пожалуйста, заберите меня отсюда,
пожалуйста, заберите меня из Небраски!"
Потом песня внезапно обрывалась. Она смотрела прямо на него, сквозь
ее жидкие волосы проглядывал коричневый череп, но глаза ее сияли, как
бриллианты, и были полны того самого света, которого он так боялся.
Старым, надтреснутым, но громким голосом она выкрикивала: "Ласки в
кукурузе!" И он ощущал в себе какую-то перемену и замечал, что превратился
в пушистую, коричневато-черную недоношенную тварь с черными
глазами-бусинками. Он был лаской, трусливым ночным зверьком, который
нападает на маленьких и слабых.
И тогда он начинал кричать, пока сам не просыпался от собственного
крика, в поту и с выпученными глазами. Руки его пробегали по телу, чтобы
удостовериться в том, что он по-прежнему человек.
Он проехал четыреста миль по территории Небраски за три дня. Границу
Колорадо он пересек неподалеку от Джулесбурга, и сон постепенно начал
исчезать.
Восемнадцатого июля к юго-востоку от Стерлинга, Колорадо, не доезжая
нескольких миль до Браша, он встретился с Малышом.
Мусорный Бак проснулся перед самым наступлением сумерек. Несмотря на
то, что окна были завешены, в "Мерседесе" стало довольно жарко. Его горло
превратилось в пересохший колодец, стенки которого были надраены наждачной
бумагой. В висках у него стучало. Когда он вылез из машины, ноги не
удержали его, и он рухнул на горячий асфальт. Со стоном он дополз до тени,
которую отбрасывал "Мерседес". Там он сел, тяжело дыша.
Он должен добраться до Циболы до завтрашнего восхода. Если он не
сможет, он умрет... уже увидев перед собой свою цель! О нет, конечно,
темный человек не может оказаться таким жестоким!
- За тебя я отдам свою жизнь, - прошептал Мусорный Бак, и когда
солнце зашло за горы, он поднялся на ноги и пошел к башенкам, минаретам и
улицам Циболы, в которой вновь засверкали искорки света.
Когда на смену дневной жаре пришла прохлада пустынной ночи, идти
стало немного легче. Он шел вперед, и голова его болталась, как цветок
умирающего подсолнуха. Он не обратил внимания на зеленый люминесцентный
указатель ЛАС-ВЕГАС 30.
Он думал о Малыше. Малыш мог бы быть сейчас с ним. Сейчас они ехали
бы в Циболу на его двухместном спортивном автомобиле. Но Малыш оказался
недостойным, и Мусорному Баку пришлось пересекать дикую пустыню в
одиночку.
Около полуночи он рухнул на обочине дороги и забылся беспокойным
сном. Город был уже близко.
Он дойдет.
Он был абсолютно уверен, что дойдет.
Он услышал Малыша задолго до того, как увидел его. Это был громкий,
трескучий грохот двигателя без глушителя, раздававшийся с востока. Звук
шел по шоссе N_34 от Юмы, штат Колорадо. Сначала он хотел было спрятаться,
как он всегда прятался от других оставшихся в живых, начиная с Гэри. Но на
этот раз что-то побудило его остаться на месте.
Грохот становился все громче и громче, и вот уже солнце сверкало на
хроме и на
(??ОГНЕ??)
чем-то ярком и оранжевом.
Водитель заметил его. Машина остановилась рядом с ним, тяжело дыша,
как загнанное дикое животное, и оттуда вылез человек. Но Мусорный Бак не
мог оторвать глаз от машины. Он много знал о машинах и любил их, хотя и не
имел водительских прав. Эта машина была красавицей, над которой работали
долгие годы и вложили в нее многие тысячи долларов. Такие машины
встречаются только на выставках старинных автомобилей, это плод тяжелого
труда и любви.
Это был спортивный двухместный "Форд" 1932 года выпуска. На боку было
написано: МАЛЫШ.
- Эй ты, длинный, высокий и страшный, - растягивая слова, произнес
водитель, и Мусорный Бак наконец оторвал глаза от этой бомбы на колесах.
Роста в водителе было пять футов и три дюйма. Завитые, напомаженные и
набриллиантиненные волосы добавляли ему еще три дюйма. На ногах у него
были черные остроносые ботинки. Каблуки добавляли владельцу другие три
дюйма и доводили его рост до вполне пристойных пяти и девяти. Его рваные
потертые джинсы так туго обтягивали его бедра, что можно было прочитать
годы выпуска монет в его карманах. На нем была красная шелковая рубашка,
обшитая желтой тесьмой и украшенная пуговицами из поддельных сапфиров.
Запонки были из полированной кости. У Малыша их было две пары: одна из
человеческих коренных зубов, а другая из резцов добермана-пинчера. Поверх
этой удивительной рубашки, несмотря на жару, на нем была надета
мотоциклетная куртка из черной кожи с изображением орла на спине. К плечам
и к ремню были подвешены три заячьих лапки. Над орлом белыми шелковыми
нитками было вышито: МАЛЫШ. Лицо этого человека было крошечным и
болезненно бледным. Это было лицо куклы с выпученными губами, мертвыми
серыми глазами, широким лбом без признака морщин и круглыми щеками.
Два кожаных ремня перекрещивались на его плоском животе, и из каждой
кобуры торчало по огромному револьверу калибра 45.
- Ну, парень, что ты скажешь? - нараспев протянул Малыш.
Все, что Мусорный Бак мог сказать, было:
- Мне нравится твоя машина.
И это были правильные слова. Возможно, единственно правильные слова.
Через пять минут Мусорный Бак сидел на месте пассажира, а "Форд"
разгонялся до крейсерской скорости Малыша, которая составляла около
девяноста пяти миль. Велосипед, на котором Мусорный Бак проделал весь путь
от восточного Иллинойса, превращался в точку на горизонте.
Мусорный Бак робко предположил, что на такой скорости Малыш не успеет
заметить приближающийся затор на дороге.
- Ну, парень, - сказал Малыш. - У меня есть реакция. Веришь в эти
штучки-дрючки?
- Да, сэр, - едва слышно произнес Мусорный Бак. Он чувствовал себя
как человек, который только что разворошил палкой гнездо змей.
- Ты мне нравишься, парень, - сказал Малыш странным механическим
голосом. Его кукольные глаза уставились поверх ярко-оранжевого руля на
сверкающую дорогу. С зеркала заднего вида свисала пара игральных костей с
черепами вместо точек. - Возьми пива на заднем сиденье.
Мусорный Бак терпеть не мог пива, но он быстро выпил одну банку и
сказал, что пиво было прекрасное.
- Ну, парень, - сказал Малыш. - Это единственный хороший сорт пива на
свете. Я бы им ссал, если б мог. Веришь в эти штучки-дрючки?
Мусорный Бак сказал, что верит.
- Меня называют Малышом. Я из Шревепорта, штат Луизиана. Этот зверь
выиграл все крупные конкурсы старых автомобилей на Юге. Веришь в эти
штучки-дрючки?
Мусорный Бак сказал, что верит, и взял еще одну банку теплого пива.
Это было лучшим, что он мог сделать в данной ситуации.
- А тебя как зовут?
- Мусорный Бак.
- Что? - На один кошмарный момент мертвые кукольные глаза
остановились на лице Мусорного Бака. - Шутки со мной шутить вздумал? Никто
и никогда не шутил с Малышом. Поверь в это, парень.
- Я верю, - серьезно сказал Мусорный Бак, - но меня действительно так
называли. Потому что я часто поджигал чужие мусорные баки, почтовые ящики
и разное другое. Я сжег пенсионный чек старой леди Симпл, и за это меня
отправили в исправительную колонию. А еще я сжег Методистскую церковь в
Поутенвилле, штат Индиана.
- ДА НУ? - спросил Кид восхищенно. - Парень, да ты похоже чокнутый,
как сортирная крыса. И это отлично. Мне нравятся чокнутые. Я и сам
чокнутый. У меня совсем крыша поехала. Мусорный Бак, говоришь? Мне это
нравится. У нас с тобой хорошая пара. Чокнутый Малыш и Чокнутый Мусорный
Бак. Давай пожмем друг другу руки.
Малыш протянул руку, и Мусорный Бак постарался пожать ее как можно
быстрее, чтобы Малыш снова взялся за руль обеими руками. Они скользнули за
поворот, и там, перегородив почти всю дорогу, стоял "Бекинз", и Мусорный
Бак закрыл лицо руками, приготовившись к немедленному путешествию в
астральный план. Малыш даже ухом не повел. "Форд" скользнул по левой
обочине, как водомерка, чиркнув боком по кабине грузовика.
- Близко, - сказал Мусорный Бак, когда почувствовал, что может
говорить без дрожи в голосе.
- Ну, парень, - равнодушно сказал Малыш. Один из его кукольных глаз
торжественно подмигнул Мусорному Баку. - Не надо ля-ля. Как пиво? Ядреное,
правда? Бьет по башке после езды на детском велике, так ведь?
- Конечно, - ответил Мусорный Бак и сделала еще один большой глоток.
Он был сумасшедшим, но не настолько, чтобы противоречить Малышу, когда тот
ведет машину. Даже и в мыслях не было.
- Ну, не будем вешать друг другу лапшу на уши, - сказал Малыш,
потянувшись на заднее сиденье за пивом. - Мы ведь едем в одно место, так?
- Пожалуй, - осторожно ответил Мусорный Бак.
- Едем на запад, - сказал Малыш. - Чтобы получить свой кусок пирога.
Ты веришь в эти штучки-дрючки?
- Пожалуй.
- Тебе снились сны об этом буке в черном летаем костюме, так ведь?
- Вы имеете в виду священника?
- Я всегда имею в виду то, что говорю, и говорю то, что имею в виду,
- равнодушно сказал Малыш. - Не надо ля-ля, сраный жук. Это черный летний
костюм, и на парне очки-консервы. Такие большие, что лица не видно. Старый
мудозвон, вот он кто, так ведь?
- Да, - ответил Мусорный Бак, отхлебнув еще теплого пива. Голова его
начала гудеть.
Малыш сгорбился над оранжевым рулем и начал подражать
пилоту-истребителю во время воздушного боя. "Форд" завилял из стороны в
сторону.
- Ниииииииийййяааааааахххх.... ехехехвхехехех... будда-будда-будда...
получай, фашист... разворачивай пушку, чертов сопляк... такка... такка...
такка-такка-такка! Они сбиты, сэр! Все спокойно... ХоуООООООГАХ! Садимся,
парни! ХоуОООООООГАХ!
На протяжении всей этой сцены лицо его оставалось абсолютно
бесстрастным. Кожа Мусорного Бака покрылась тонкой пленкой пота. Он выпил
пиво. Теперь ему надо было пописать.
- Но я его не испугался, - сказал Малыш, словно разговор не
прерывался ни на секунду. - Хрен ему. Он крутой парень, но Малышу уже
приходилось иметь дело с крутыми парнями. Сначала они закрывали рот, а
потом - глаза, как говорит Босс. Ты веришь в эти штучки-дрючки?
- Конечно, - сказал Мусорный Бак.
- Ты знаешь Босса?
- Конечно, - сказал Мусорный Бак. У него не было ни малейшего
представления о том, кто такой Босс.
- Тот, кто не знает, пожалеет об этом. Слушай, знаешь, что я
собираюсь делать?
- Ехать на запад? - осмелился предположить Мусорный Бак.
Предположение казалось достаточно безопасным.
Малыш нетерпеливо дернулся.
- П_о_с_л_е_ того, как я буду там. _П_о_с_л_е_. Знаешь, что я
собираюсь делать после?
- Нет. Что?
- Хочу ненадолго залечь на дно. Разнюхать ситуацию. Понимаешь эти
штучки-дрючки?
- Конечно, - сказал Мусорный Бак.
- Не надо ля-ля. Просто разнюхать. Разнюхать, кто стоит во главе.
Потом...
Малыш замолчал.
- Потом что? - неуверенно спросил Мусорный Бак.
- Потом заткну ему рот и закрою ему глаза. Покажу, где зимуют раки.
Оторву ему яйца. Ты веришь в это?
- Да, конечно.
- Я возьму над ним верх, - сказал Малыш доверительно. - Оторву ему
яйца. Держись со мной, Мусорный Бак. Нам больше не придется жрать
консервированную свинину с бобами. Мы сожрем столько кур, сколько тебе и
не снилось.
"Форд" с грохотом понесся дальше. Мусорный Бак сидел на месте
пассажира с теплым пивом на коленях, и его одолевало внутреннее
беспокойство.
Перед самым рассветом пятого августа Мусорный Бак вошел в Циболу,
также известную под названием Лас-Вегас. Где-то на последних пяти милях
дороги он потерял свою левую теннисную туфлю, и теперь его шаги звучали
так: "шлеп-БУХ, шлеп-БУХ, шлеп-БУХ".
Он почти дошел, но теперь, когда он пробирался по забитому машинами
шоссе, им овладело легкое удивление. Он смог. Он был в Циболе. Он был
подвергнут испытанию и с честью выдержал его.
Вокруг него были сотни ночных клубов. "Роллс-Ройс Сильвер Гост"
стоял, врезавшись в витрину магазина порнолитературы. Обнаженная женщина
вниз головой свисала с фонаря. Он заметил, как ветер гонит мимо него две
страницы местной "Сан". Снова и снова мелькал у него в глазах заголовок:
ЭПИДЕМИЯ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ, ВАШИНГТОН МОЛЧИТ. Он увидел огромный плакат с
надписью НЕЙЛ ДАЙАМОНД! ОТЕЛЬ АМЕРИКАНА 15 ИЮНЯ - 30 АВГУСТА! Кто-то
нацарапал ЛАС-ВЕГАС, УМРИ ЗА СВОИ ГРЕХИ! на витрине ювелирного магазина,
специализировавшегося исключительно на обручальных кольцах. На улице лежал
огромный перевернутый рояль, похожий на мертвую деревянную лошадь. Но где
же люди? Где вода?
Мусорный Бак задремал на ходу, споткнулся и упал. Когда же он поднял
взгляд, он едва смог поверить своим глазам. Он даже не заметил, как кровь
потекла из его носа, заливая рваную синюю рубашку.
Высоченное белое здание устремлялось в пустынное небо, монолит в
пустыне, игла, памятник, столь же величественный, как Сфинкс или пирамида
Хеопса. Окна на его восточной стороне отражали восходящее солнце. Перед
входом в здание стояли две золотые пирамиды. Над входом был укреплен
большой бронзовый медальон с барельефом оскалившейся львиной головы.
Над медальоном была надпись, также выполненная из бронзы: МГМ
ГРАНД-ОТЕЛЬ.
Но то, на что были устремлены его глаза, находилось на квадратной
лужайке между стоянкой и подъездной дорогой. Оргазмическая дрожь так
сильно сотрясала его, что на мгновение он мог лишь, приподнявшись на
окровавленных руках, смотреть на фонтан своими выцветшими голубыми
глазами. Из груди его стал вырываться тихий стон.
Фонтан работал. Это была великолепная конструкция из камня и слоновой
кости, оправленная и выложенная золотом. Струи его освещались цветными
прожекторами, которые делали воду то пурпурной, то желто-оранжевой, то
красной, то зеленой. Шум падающей воды был очень сильным.
- Цибола, - пробормотал он и с трудом поднялся на ноги. Из носа у
него до сих пор капала кровь.
Он заковылял к фонтану, все быстрее и быстрее. Потом ковыляние
перешло в бег и, наконец, в сумасшедший порыв. Из глотки его стало
вырываться слово, протяжное, как летящий в небеса бумажный змей, и
высоко-высоко люди стали подходить к окнам (кто их видел? Бог, возможно,
или дьявол, но уж конечно не Мусорный Бак). Слово летело все выше и
становилось все пронзительнее, и слово это было: "ЦИИИИИИИБОЛААААААА!"
Финальное "аааахх" все звучало и звучало у него на устах, звук, в
котором сосредоточились все удовольствия, которые когда-либо испытывали
люди на земле, и прекратилось оно только тогда, когда вода в фонтане стала
ему по грудь, и он окунулся несколько раз подряд в купель невероятной
прохлады и благодати. Он чувствовал, как поры его тела раскрываются,
словно миллион ртов, и втягивают в себя воду, как губка. Потом он
наклонился над водой и стал пить, как корова.
- Цибола! Цибола! - кричал Мусорный Бак восторженно. - Я готов отдать
за тебя свою жизнь!
Он проплыл несколько метров по-собачьи вокруг фонтана, попил еще
воды, потом вскарабкался на бортик и шлепнулся на траву с глухим хлюпающим
звуком. Ради этого стоило жить. Неожиданно желудок свело судорогой, и его
вырвало. Даже рвота была приятной.
Он поднялся на ноги и, опершись о край фонтана своей искалеченной
рукой, снова стал пить. На этот раз желудок принял дар с благодарностью.
Булькая, как полный бурдюк, он заковылял к алебастровым ступеням,
которые вели ко входу в сказочный дворец между двух золотых пирамид. Ему
пришлось напрячь все свои последние силы, чтобы сдвинуть с места
дверь-вертушку. Он протиснулся в устланный ковром вестибюль, который,
казалось, уходил вперед на многие мили. Ковер был клюквенного цвета, с
густым и длинным ворсом. В вестибюле был отдел регистрации, почта, стол
портье и окошечки кассиров. Вокруг было пустынно. Справа от него, за
декоративной металлической решеткой, было казино. Мусорный Бак посмотрел
на него в ужасе - там стояли ряды игральных автоматов, похожих на
выстроившихся для парада солдат, а за ними виднелась рулетка и карточные
столы. Столы для баккара были окружены мраморными перилами.
- Кто здесь? - прокаркал Мусорный Бак, но ответа не последовало.
И тогда он испугался, потому что это было место, где водятся
привидения, где по углам скрываются чудовища, но из-за усталости страх был
не таким сильным. Спотыкаясь, он спустился по ступенькам в казино, пройдя
мимо кубинского бара, в темном углу которого тихо сидел Ллойд Хенрид,
наблюдая за ним и держа в руке стакан польской воды.
Он подошел к столу, покрытому зеленым сукном, на котором виднелась
загадочная надпись СДАЮЩИЙ ДОЛЖЕН БИТЬ 16 И СТОЯТЬ НА 17. Мусорный Бак
залез на этот стол и немедленно уснул. Вскоре вокруг груды тряпья, которая
была Мусорным Баком, собралось около полудюжины человек.
- Что мы с ним будем делать? - спросил Кен ДеМотт.
- Пусть поспит, - ответил Ллойд. - Он нужен Флеггу.
- Кстати, куда это он запропастился? - спросил кто-то.
Ллойд повернулся, чтобы взглянуть на человека, слегка лысоватого и
выше Ллойда на целый фут. Но несмотря на свой рост, человек под взглядом
Ллойда сделал шаг назад. Камень, висевший на шее у Ллойда, был
единственным, в центре которого сияла маленькая и вселявшая тревогу
красная щель.
- Тебе так не терпится его увидеть, Гек? - спросил Ллойд.
- Нет, - ответил лысоватый человек. - Эй, Ллойд, ты ведь знаешь, что
я не...
- Конечно. - Ллойд посмотрел на человека, спящего на столе для игры в
блек-джек. - Флегг скоро подойдет, - сказал он. - Он ждал этого парня.
Этот парень особенный.
На столе, не подозревая об этом разговоре, спал Мусорный Бак.
|
