50

Выдержки из стенограммы собрания
Организационного Комитета,
состоявшегося 17 августа 1990 года

"Собрание было проведено в доме Ларри Андервуда на Сорок Второй улице. Присутствовали все члены комитета. Первым обсуждался вопрос о завтрашних выборах постоянного комитета Боулдера. Слово было предоставлено Фрэн Голдсмит.
Фрэн: "И Стью, и я согласились на том, что лучший способ быть избранным в постоянный комитет заключается в том, чтобы Матушка Абагейл поддержала весь наш список. Но теперь нам придется действовать иначе. Я не собираюсь предлагать вам какие-нибудь недемократические средства, но я хочу еще раз подчеркнуть, что каждый из нас должен быть уверен, что найдутся люди, которые выдвинут и поддержат его кандидатуру. Разумеется, мы не можем выдвигать и поддерживать друг друга - это будет слишком похоже на мафию".
Глен: "Мы снова начинаем обсуждать проблемы морали, и хотя я уверен, что для всех нас эта тема исполнена неиссякаемого очарования, мне хотелось бы забыть о ней на ближайшие несколько месяцев".
Потом Глен сказал, что хочет выступить перед комитетом по вопросу разведчиков, или шпионов, или как их еще назвать, но он предлагает провести заседание по этому вопросу девятнадцатого числа. Стью спросил, почему нельзя сделать это сейчас.
Глен: "Потому что девятнадцатого числа кого-то из нас может здесь не оказаться. Кого-то могут забаллотировать. Конечно, это маловероятно, но никто не знает, как поведет себя большая группа людей, если их собрать в одном месте. Нам следует быть максимально осторожными". Было единогласно решено встретиться девятнадцатого числа - уже в качестве Постоянного Комитета - и обсудить проблему разведчиков... или шпионов... или как их еще назвать.
Стью было предоставлено слово по третьему вопросу, связанному с Матушкой Абагейл.
Стью: "Как вы все знаете, она ушла по своим собственным причинам. В записке написано, что она уходит на некоторое время, что означает довольно неопределенный срок, и что она вернется, если на то будет Божья воля. Все это внушает не слишком большие надежды. Мы искали ее уже три дня и не обнаружили никаких следов. Мы не собираемся тащить ее насильно в город, если она не захочет, но если она лежит где-нибудь со сломанной ногой или без сознания, то это совсем другая ситуация. Часть проблемы заключается в том, что нас слишком мало, чтобы обыскать все заросли в округе. Но другая часть проблемы имеет отношение к тому же, что замедляет нашу работу на электростанции. Речь идет об отсутствии организованности. Поэтому я прошу вашего разрешения внести в повестку дня завтрашнего митинга пункт об организации поисковых работ. И я хотел бы, чтобы ответственным за поиски был избран Гарольд Лаудер, так как идея эта изначально принадлежит ему". Глен сказал, что, по его мнению, через неделю от поискового отряда вряд ли придется ждать особо утешительных новостей. В конце концов, леди, о которой идет речь, уже исполнилось сто восемь лет. Комитет согласился с этим соображением, а потом единогласно проголосовал за предложение Стью. Точности ради я должна добавить, что прозвучало несколько возражений против кандидатуры Гарольда Лаудера... но, как указал Стью, это была изначально его идея, и не поставить его во главе поискового отряда - это все равно что дать ему пощечину.
Ник: "Я снимаю свое возражение против кандидатуры Гарольда, но не отказываюсь от сомнений общего порядка. Просто он мне не очень нравится". Ларри Андервуд предложил закончить собрание. Ральф поддержал его. Принято единогласно. Фрэнсис Голдсмит, секретарь."
На следующий вечер на митинг пришли почти все, и впервые Ларри Андервуд, пробывший в Свободной Зоне только одну неделю, получил представление о том, насколько многочисленным становилось сообщество. Зал в парке Чатакуа был полон. Часть людей даже сидела в проходах, а некоторые стояли сзади. Впервые за то время, что он пробыл в Боулдере, весь день шел дождь. Мелкие капельки повисли в воздухе, и даже сквозь шум, производимый шестьюстами людьми, можно было слышать тихий шорох дождя. Внутри громче всего было слышно постоянное шуршание бумаги. Люди разглядывали отпечатанные на мимеографе повестки дня, которые лежали на двух карточных столиках, поставленных у самого входа. Повестка дня гласила:

СВОБОДНАЯ ЗОНА БОУЛДЕРА
Повестка общего митинга
18 августа 1990 года

1. Зачтение и ратификация Конституции Соединенных Штатов Америки.
2. Зачтение и ратификация Билля о правах.
3. Избрание Постоянного Комитета из семи человек для управления Свободной Зоной Боулдера.
4. Наделение правом вето Абагейл Фримантл по кругу вопросов, перечень которых определят представители Свободной Зоны.
5. Создание Похоронного Комитета по крайней мере из двадцати человек для захоронения жертв эпидемии супергриппа в Боулдере.
6. Создание Комитета по Энергетике по крайней мере из шестидесяти человек, задачей которого будет возобновление подачи электроэнергии до холодов.
7. Создание Поискового Комитета по крайней мере из пятнадцати человек, задачей которого будет определение местонахождения Абагейл Фримантл, если это окажется возможным.
Стью прошел через сцену к кафедре, и его красный свитер и синие джинсы ярко сияли в неровном свете ламп, работавших от генератора, установленного Бредом Китченером и частью его команды. Где-то в центре зала раздались аплодисменты, и Ларри цинично предположил, что они были организованы Гленом Бэйтменом. Но в конце концов, это неважно. Первые жидкие хлопки переросли в громовую овацию. Стью остановился у кафедры, и на лице у него появилось слегка удивленное выражение. К аплодисментам присоединились крики одобрения и пронзительный свист. Потом весь зал встал на ноги, и раздались крики: "Браво! Браво!" Стью поднял руки вверх, но овация не только не прекратилась, но стала раза в два громче. Ларри искоса глянул на Люси и увидел, что она неистово аплодирует. Взгляд ее был обращен на Стью, а на губах ее блуждала зыбкая, но радостная улыбка. Она плакала. Бреду и Ральфу удалось подсоединить к генератору и микрофон. Стью попытался заговорить, но голос его утонул в гуле непрекращающейся овации.
- Леди и джентльмены, не могли бы вы занять свои места... Но они не могли. Грохот не прекращался. Ларри почувствовал боль в руках и опустил взгляд вниз. Он увидел, что аплодирует так же неистово, как и остальные.
- Леди и джентльмены... Мы аплодируем сами себе, - подумал Ларри. - Мы аплодируем тому, что мы здесь, что мы живы, что мы вместе. Может быть, мы приветствуем свое новое коллективное "я". Здравствуй, Боулдер.
- Леди и джентльмены. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы заняли свои места. Аплодисменты понемногу стали стихать.
- Я рад, что вы пришли сюда, - сказал Стью. - Я и сам рад тому, что я здесь. В микрофоне раздались завывания, и Стью пробормотал: "Проклятая штука". Его бормотание отчетливо разнеслось на весь зал. По рядам прошла рябь смеха, и Стью покраснел.
- Наверное, нам всем придется заново привыкать к этому оборудованию, - сказал он, и это вызвало новый взрыв аплодисментов. Когда в зале восстановилось спокойствие, Стью сказал: - Для тех, кто не знает меня, я представлюсь. Меня зовут Стью Редман, я родился и жил в городе Арнетт в Восточном Техасе. - Он прочистил горло. - Я очень нервничаю, так что извините меня...
- Извиним, Стью! - завопил Гарри Данбертон, и в зале засмеялись. Как на загородном пикнике, - подумал Ларри. - Сейчас они запоют гимны. Собственно говоря, если бы Матушка Абагейл была здесь, они давно бы уже запели.
- В последний раз столько людей смотрели на меня, когда наша маленькая, но дружная средняя школа пробилась в серию "плэй-офф" по футболу, но тогда помимо меня у публики был еще двадцать один парень, на каждого из которых она могла глазеть, не говоря уже о девочках в мини-юбках. Раздался взрыв искреннего хохота.
- Во-первых, я должен объяснить вам, откуда взялся временный Организационный Комитет, и как я там оказался. Нас было семеро человек. К нам и пришла идея этого митинга, чтобы мы могли хоть как-то организоваться. Нам предстоит много работы, а пока я хотел бы предоставить вам остальных членов нашего комитета, и я надеюсь, что часть своих аплодисментов вы приберегли и для них. Во-первых, мисс Фрэнсис Голдсмит. Вставай, Фрэнни, и покажись им, как ты выглядишь в своем платье. Фрэн встала. На ней было надето красивое зеленое платье, а на шее висело скромное жемчужное ожерелье, которое в старые времена стоило тысячи две долларов. Ей бешено зааплодировали. Фрэн села, красная от смущения, и прежде чем аплодисменты окончательно затихли, Стью продолжил:
- Мистер Глен Бэйтмен из Вудсвилля, Штат Нью-Хемпшир. Глен встал, и аплодисменты возобновились с прежней силой. Ларри был представлен предпоследним, и он встал, чувствуя, как Люси улыбается ему. Когда-то, - подумал он, - в прежнем мире, такие аплодисменты доставались человеку, который завершал концерт какой-нибудь песенкой вроде "Крошка, поймешь ли ты своего парня?" Последним был представлен Ник, и аплодисменты в его честь оказались самыми громкими и продолжительными. Когда они наконец затихли, Стью сказал:
- Это не записано в повестке дня, но почему бы нам не начать с исполнения государственного гимна? Надеюсь, мы все помним слова и мелодию. Люди в зале снова поднялись на ноги. После паузы, когда каждый ждал, что начнет его сосед, приятный женский голос пропел первую фразу. Это был голос Фрэнни. Потом запели и все остальные. Ларри тоже пел, а когда последний куплет был исполнен, и снова раздался грохот аплодисментов, на глаза ему навернулись слезы. Умерла Рита. Умерла Элис Андервуд. Умер Нью-Йорк. Умерла АМЕРИКА. Даже если они и смогут победить Рэнделла Флегга, то что бы они ни сделали потом, они никогда не смогут воскресить прежний мир темных улиц и светлых снов.

Стью зачитал первые пункты повестки дня: зачтение и ратификация Конституции и Билля о правах. Пение гимна произвело на него сильное впечатление, и не на него одного. Ползала было в слезах. Никто не потребовал зачтения документов, подлежащих ратификации - что было бы вполне справедливо с точки зрения парламентского процесса, - и Стью был всем за это глубоко благодарен. Чтение давалось ему не так-то легко. Глен Бэйтмен встал и предложил принять оба документа. Кто-то закричал из задних рядов:
- Я поддерживаю!
- Предложение выдвинуто и поддержано, - сказал Стью. - Те, кто согласны с предложением, пусть скажут "да".
- ДА! - прогремело на весь зал. Коджак, спавший рядом с местом Глена, приоткрыл глаза, моргнул, а потом снова положил морду на лапы. Через мгновение он вновь поднял голову, прислушиваясь к тому, как толпа награждала сама себя очередной бурей аплодисментов. Им нравится голосовать, - подумал Стью. - Это помогает им поверить в то, что они вновь владеют ситуацией.
- Третий пункт нашей повестки дня гласит... - начал он, и вслед за этими словами ему снова пришлось прочистить горло. Микрофон завыл на него, и на лбу у Стью выступил пот. Фрэн спокойно смотрела на него и кивала, чтобы он продолжал. - Избрание комитета из семи человек для управления Свободной Зоной Боулдера. Это означает...
- Господин Председатель? Господин Председатель! Стью оторвался от своих пометок и почувствовал настоящий приступ страха, сопровождаемый чем-то вроде дурного предчувствия. Это был Гарольд Лаудер. Гарольд был одет в костюм и галстук, волосы его были гладко причесаны, и стоял он в середине центрального прохода. Когда-то Глен сказал, что оппозиция может сформироваться вокруг Гарольда. Но чтобы это случилось так скоро? Он надеялся, что пока этого не произошло. На одно мгновение ему пришла в голову мысль просто не заметить Гарольда, но и Ник, и Глен предупредили его, что ни в коем случае нельзя допускать, чтобы митинг производил впечатление заранее подготовленной и тайно спланированной акции. Он подумал о том, не ошибался ли он, когда решил, что Гарольд начал жизнь с новой страницы. Ну, вот сейчас и представится случай проверить.
- Слово предоставляется Гарольду Лаудеру. Сидящие в зале повернулись и вытянули шеи, чтобы разглядеть Гарольда получше.
- Я хочу предложить избрать членов временного Организационного Комитета в Постоянный Комитет in toto. - Гарольд сел. Наступила мгновенная пауза. В голове у Стью вертелся бессмысленный вопрос: "Тото? Тото? Не так ли звали собачку из "Волшебника Изумрудного Города"?" Потом снова раздались аплодисменты, перекрываемые десятками криков:
- Я поддерживаю! Раз шесть Стью пришлось постучать по кафедре молоточком, чтобы публика успокоилась. "Он спланировал это, - подумал Стью. - Эти люди изберут нас, но запомнят они Гарольда." - Поступило предложение, - громко сказал он в микрофон, на этот раз не обращая внимания на его жалобные завывания. - Было предложено избрать всех членов временного Организационного Комитета в Постоянный Комитет Свободной Зоны Боулдера. Прежде чем мы перейдем к обсуждению этого предложения, я должен спросить, нет ли у кого-то из членов временного комитета возражений или отводов. Молчание.
- Прекрасно, - сказал Стью. - Перейдем к обсуждению?
- Не думаю, что это необходимо, Стью, - сказал Дик Эллис. - Идея великолепная. Давайте голосовать! Раздались одобрительные аплодисменты. Чарли Импенинг махал рукой, чтобы ему предоставили слово, но Стью проигнорировал его - характерный случай селективного восприятия, так выразился бы по этому поводу Глен Бэйтмен - и сказал:
- Пусть те, кто поддерживает предложение Гарольда Лаудера, скажут да.
- ДА!! - завопили все, спугнув устроившихся под потолком ласточек.
- Кто против? Никто не был против, даже Чарли Импенинг - во всяком случае, он не высказал свои возражения вслух. Стью перешел к следующему пункту. После митинга, прошедшего безо всяких осложнений, на лужайке перед залом Чатакуа сидело более двух дюжин мужчин и женщин. Дождь прекратился, ветер разогнал облака и в воздухе стояла приятная вечерняя прохлада. Стью и Фрэнни подсели к Ларри, Люси, Лео и Гарольду. Ларри подтолкнул Фрэнни локтем и указал на Гарольда.
- Должен тебе сказать, он сегодня превзошел самого себя. Гарольд улыбнулся и скромно пожал плечами.
- Парочка идей - вот и все. Вы всемером сдвинули дело с мертвой точки. У вас по крайней мере должна быть привилегия довести его до конца. Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн:
- Ты уверена, что с тобой все в порядке?
- Да. Только ноги чуть-чуть устали.
- Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис.
- Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя. - Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис.
- Все мужчины - ублюдки. - Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово. Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не увлекла ее. Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не похоже на лицо девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов назад государственный гимн. - Что-то расстроило тебя, радость моя? Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в глазах слезы.
- В чем дело? Расскажи мне. - Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все кончено, и я наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют "Звездно-полосатый флаг". Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток, где продают "горячие собаки". Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером на Кони-Айленде. Никто не пропустит стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то наконец нашел способ борьбы с употреблением наркотиков в военных частях Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более ужасным, чем сама болезнь. Понимаешь, о чем я?

- Да, конечно.
- В моем дневнике есть небольшой раздел под названием "Запомнить". Чтобы ребенок мог узнать... о тех вещах, которые он никогда не увидит. От этого мне и грустно. - Всем грустно сегодня, - сказал Стью, обняв ее за плечи. - Многие люди будут плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь. - Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, - сказала она, заплакав еще сильнее, - но ничего не могу особой поделать. Все эти... все эти маленькие подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах. Фрэнк Синатра. Пляж Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном, квебекцами. Этот глупый парень на ЭмТиВи - Рэнди, так, по-моему, его звали. Времена... о, Господи, все это звучит, как какое-нибудь ч-чертово стихотворение Рода М-МакКуена! Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти рыдала над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким кузеном Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она вытирала глаза уголком посудного полотенца и просила его не обращать на нее внимания, так как каждая беременная женщина находится в двух шагах от психбольницы из-за веществ, которые выделяются у нее в гландах. Через некоторое время Фрэнни сказала:
- О`кей, о`кей. Мне уже лучше. Пошли.
- Фрэнни, я люблю тебя, - сказал он.
- Что ты лучше всего помнишь из прошлого? - спросила она у него.
- Ну, знаешь ли, - сказал он, а потом остановился со смешком.
- Не знаю, Стюарт.
- Но это глупость.
- Р_а_с_с_к_а_ж_и_ мне.
- Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с сачками для бабочек. - Расскажи мне! - Она видела Стью в разных состояниях, но эта забавная, взъерошенная неуверенность была ей внове. - Я никому об этом не рассказывал, - сказал он. - Но я вспоминал об этом несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в 1982 году. Я тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда нанимал меня, когда мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике. Я работал в полсмены, с одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех часов утра. После того, как заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики Дикси, смена которых начиналась в три, а заканчивалась в одиннадцать, работы почти не было... очень часто между двенадцатью и тремя не останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и читал книгу или журнал, а часто просто дремал.
Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на стол Хэпа, и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой старый "Понтиак". Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех сил. Я даже помню песенку - "Уходя дальше" Хэнка Вилльямса. Внутри сидит парень - не молодой и не старый. Вид у него симпатичный, но немножко страшный - я хочу сказать, он выглядел так, словно он может сделать что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У него были кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка вина, а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит: "Обслужите по полной программе", а я отвечаю - о`кей, но почти минуту я стоял и не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него был какой-то знакомый. Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.
- Ну, я и сказал: "Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из Корбетта или Максина?" Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А он отвечает: "Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был еще мальчишкой. По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через каждый городок в Америке. Мой отец служил в ВВС". Ну я пошел и заправил ему полный бак, все время пытаясь вспомнить, где же я мог его видеть. И вдруг совершенно неожиданно я вспомнил. И я чуть не намочил штаны, потому что человек за рулем "Понтиака" должен был быть мертв.
- Кто это был, Стюарт? Кто _о_н_?
- Нет уж, позволь, я расскажу по порядку. Правда, как ни рассказывай, история все равно безумная. Я снова подошел к окну и говорю ему: "С вас шесть долларов и тридцать центов". Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу я могу оставить себе. А я говорю: "По-моему, я вспомнил, где я вас видел". А он говорит: "Ну что ж, может быть, и так", и улыбается своей странной улыбкой, от которой у меня мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжает петь о том, как он едет в город. Я говорю: "Если вы тот, кто я думаю, то вы должны быть мертвы". Он говорит: "Не всегда доверяй своим глазам, парень". Я говорю: "Вам нравится Хэнк Вилльямс?" Все, что я мог придумать. Потому что я понял, Фрэнни, что если я не скажу хоть что-нибудь, то он просто поднимет стекло и выедет на дорогу... и я хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотел этого. Пока не хотел. Пока не появится полная уверенность. Он говорит: "Хэнк Вилльямс - один из лучших. Мне нравится музыка родхауз". А потом он говорит: "Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду на колесах, завтра буду целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь в кабак. Он точно такой же? Новый Орлеан?" А я спрашиваю: "Такой же, как что?" А он говорит: "Ну, ты меня понял". А я говорю: "Ну, весь юг одинаков, хотя там впереди гораздо больше деревьев". И тут он засмеялся. И говорит: "Может быть, еще встретимся". Но я не хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что у него были глаза человека, который долго смотрел в темноту и, похоже, начал кое-что в ней различать. Думаю, если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза у него будут примерно такие же. Стью покачал головой.
- Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи, но мне не хотелось их слушать. Его голос... голос хороший, но у меня от него мороз по коже.
- Стюарт, о ком ты говоришь?
- Ты помнишь рок-группу под названием "Дорз"? Тот парень, который остановился в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я в этом уверен. Рот ее открылся от удивления.
- Но он умер! Он умер во Франции! Он... - А потом она запнулась. Потому что со смертью Моррисона была связана какая-то странная история. Какая-то тайна.
- Ты уверена? - спросил Стью. - У меня есть сомнения на этот счет. Может быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на него похож, но...
- Ты действительно думаешь, что это был он? - спросила она. Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись друг к другу плечами, как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их на ужин.
- Да, - сказал он. - Да, я так думаю. И до этого лета я думал, что это происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как я ошибался.
- И ты никогда никому не рассказывал, - восхитилась она. - Видел Джима Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогда никому не рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя в мир. Он вместо рта дал тебе замок с шифром. Стью улыбнулся. - Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз, когда я думал о той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов это был не он. Просто кто-то похожий на него. И это воспоминание перестало беспокоить меня. Но в последние несколько недель я не раз ловил себя на том, что снова думаю об этом. И все больше уверяюсь в том, что это был он. Черт возьми, да он до сих пор мог остаться в живых. Вот это было бы по-настоящему забавно, правда?
- Если он и жив, - сказала она, - то он не здесь.
- Да, - согласился Стью. - Вряд ли бы он здесь оказался. Понимаешь, я видел его глаза. Она положила руку ему на плечо.
- Ну и история.
- Да, и на каждые двадцать миллионов жителей этой страны найдется хотя бы один с точно такой же... только насчет Элвиса Пресли или Говарда Хьюгса.
- Больше уже не найдется.
- Ты права. Гарольд сегодня был на высоте, правда?
- По-моему, это называется "переменим тему разговора", не так ли?
- Может быть, и так.
- Да, - ответила она. - Он действительно был на высоте. Он улыбнулся, уловив в ее тоне нотки раздражения.
- Перепугалась немного, правда?
- Да, но тебе я в этом не признаюсь. Ты теперь играешь на стороне Гарольда. - Нет, это несправедливо, Фрэн. Я тоже испугался. У нас прошли два предварительных собрания... нам казалось, что мы все продумали и предусмотрели... и тут появляется Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, а потом и спрашивает: "Разве вы не это имели в виду?" А мы отвечаем: "Да, спасибо, Гарольд. Ты совершенно прав". - Стью покачал головой. - Предложил проголосовать общим списком. Как это мы сами не догадались, Фрэн? Какая о_т_л_и_ч_н_а_я _и_д_е_я_! А мы даже ни разу _н_е _о_б_с_у_ж_д_а_л_и_ ее.
- Ну, никто из нас не знал точно, в каком они будут настроении. Я думала, что после ухода Матушки Абагейл люди могут помрачнеть или даже озлобиться. А еще этот Импенинг, который разговаривает с ними, как какой-нибудь черный ворон...
- Как бы ему заткнуть рот, - произнес Стью задумчиво.
- Но все оказалось иначе. Они были так... _п_р_е_и_с_п_о_л_н_е_н_ы л_и_к_о_в_а_н_и_я_ просто из-за того, что оказались вместе. Ты почувствовал это?
- Да.
- Не думаю, что Гарольд спланировал все заранее. По-моему, он просто уловил момент.
- Я просто не знаю, как к нему относиться, - сказал Стью. - В тот вечер, когда мы искали Матушку Абагейл, мне его стало ужасно жалко. Когда подъехали Глен и Ральф, он выглядел просто ужасно, словно вот-вот готов был упасть в обморок. Но когда сегодня мы разговаривали на лужайке, и все стали поздравлять его, мне показалось, что он раздулся как жаба. Словно снаружи он улыбался, а внутри думал: Ну вот, теперь вы видите, чего стоит ваш комитет, горстка идиотов. Он похож на один из этих паззлов, которые в детстве никак не получалось собрать. Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.
- Раз уж зашла речь о Гарольде, скажи мне, Стюарт, не замечаешь ли ты чего-нибудь необычного в моих ногах? Стью посмотрел на них оценивающе.
- Нет. Разве что эти странные туфли из магазина на нашей улице. Ну а еще, конечно, они очень большие. Она шутливо ударила его.
- Эти туфли очень полезны для ног. Все журналы говорят так. И у меня седьмой размер, для информации, что вовсе не так уж много.
- Ну и при чем тут твои ноги? Уже поздно, радость моя.
- Да ни при чем, наверное. Просто Гарольд все время смотрел на мои ноги, когда мы сидели на лужайке после митинга. - Она покачала головой и слегка нахмурилась. - С чего бы это Гарольду Лаудеру интересоваться моими ногами? - спросила она. Ларри и Люси вернулись домой одни, взявшись за руки. Лео ушел раньше, чтобы побыть с "мамой-Надин". Теперь, когда они подходили к двери, Люси сказала:
- Ну и митинг же у нас был. Я никогда не думала... Слова застряли у нее в горле, когда в тенях веранды возникла чья-то темная фигура. Ларри почувствовал, как ужас пульсирует у него в горле. Это он, - промелькнула у него безумная мысль. "Он пришел за мной... сейчас я увижу его лицо."
Но потом он удивился тому, как такая дикость могла прийти к нему в голову. Это была Надин Кросс, только и всего. На ней было платье из какого-то серо-синего материала, а волосы ее были распущены и рассыпались по плечам и по спине, черные волосы, простреленные абсолютно белыми прядями. "Рядом с ней Люси выглядит как подержанная машина в магазине спекулянта", - промелькнула у Ларри мысль, за которую он тут же себя возненавидел. В нем опять проснулся старый Ларри... старый Ларри? С таким же успехом можно сказать, что это был старый Адам. - Надин, - сказала Люси дрожащим голосом, прижав одну руку к груди. - Ну и напугала же ты меня. Я подумала... ну, я даже не знаю, что я подумала.
Надин не обратила на Люси никакого внимания.
- Могу я поговорить с тобой? - спросила она Ларри.
- Что? Сейчас? - Он искоса посмотрел на Люси, или подумал, что посмотрел... позже он никак не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Ее словно затмила какая-то темная звезда.
- Сейчас. Именно сейчас.
- Утром было бы...
- Это должно произойти сейчас, Ларри. Или никогда. Он снова посмотрел на Люси и на этот раз действительно увидел ее, увидел покорность на ее лице в тот момент, когда она переводила взгляд с Ларри на Надин и обратно на Ларри. Увидел боль в ее глазах.
- Я сейчас приду, Люси. - Нет, не придешь, - сказала она глухо. Слезы засверкали у нее на глазах.
- Десять минут. - Десять минут, десять лет, - сказала Люси. - Она пришла за тобой. Ты принесла с собой ошейник и намордник, Надин? Для Надин Люси Сванн не существовала. Ее темные большие глаза смотрели только на одного Ларри. Для Ларри они всегда были самыми странными, самыми красивыми глазами на свете, теми бездонными и спокойными глазами, которые глядят на тебя, когда тебе больно, или когда ты в беде, или когда ты совсем сошел с ума от горя.
- Я скоро приду, Люси, - повторил он механически. - Иди.
- Да, я пойду. Она пришла. Я уволена. - Она взбежала вверх по ступенькам, споткнувшись на последней, но сумев удержаться на ногах, открыла дверь и захлопнула ее за собой с шумом, как раз успев отсечь от них звук своих рыданий.
Надин и Ларри долго смотрели друг на друга, словно зачарованные. "Так вот как это происходит, - подумал он. - Когда ты встречаешься с чьими-то глазами в противоположном углу комнаты, чтобы не забыть их уже никогда, или замечаешь на другом конце переполненной платформы метро человека, который выглядит, как твой двойник, или слышишь на улице чей-то смех, который очень похож на смех первой девушки, с которой ты занимался любовью..." Но во рту у него был горький привкус.
- Давай пройдемся до угла и обратно, - сказала Надин тихим голосом.
- Лучше мне пойти за ней. Ты выбрала чертовски неудачное время, чтобы прийти.
- Пожалуйста. Только до угла и обратно. Если хочешь, я встану на колени и буду умолять тебя. Вот. Видишь? И к его ужасу она действительно опустилась на колени, немного приподняв край платья и показав ему свои обнаженные ноги, после чего он почувствовал странную уверенность, что под платьем у нее вообще ничего нет. Почему он так подумал? Он не знал. Ее глаза смотрели на него, и от этого взгляда голова его кружилась, и у него появилось тошнотворное ощущение, что во всем этом участвует какая-то сила, сила, поставившая ее перед ним на колени, так что ее рот оказался на одном уровне с...
- Вставай! - сказал он грубо. Он взял ее за руки и поднял на ноги, стараясь не смотреть, как край платья задрался еще выше, перед тем как лечь на место. Бедра ее были цвета сливок - того оттенка белого цвета, который выглядит не бледным и мертвенным, а сильным, здоровым и соблазнительным.
- Пошли, - сказал он смятенно. Они пошли на запад, по направлению к горам, которые негативным изображением вырисовывались далеко впереди - треугольные пятна темноты, затмившие вышедшие после дождя звезды. Идти ночью по направлению к этим горам было как-то немного жутковато, но в то же время и увлекательно. И теперь, когда рука Надин легко обвила его согнутый локоть, все чувства его обострились. У него всегда были очень явственные сны, а три или четыре дня назад ему приснился сон об этих горах. Ему снилось, что в них живут тролли - отвратительные создания с яркими зелеными глазами, чересчур большими головами гидроцефалов и короткопалыми сильными руками. Руками душителей. Тролли-идиоты, охраняющие горные перевалы. Ждущие, когда придет _е_г_о время - время темного человека.
Вдоль улицы повеял мягкий ветерок, гоня перед собой бумажный мусор. Они прошли мимо магазина, на стоянке перед которым стояло несколько металлических тележек, похожих на мертвых часовых. Они напомнили ему о туннеле Линкольна. В туннеле Линкольна были тролли. Они были мертвы, но это отнюдь не означало, что в новом мире мертвы все тролли.
- Трудно, - сказала Надин прежним тихим голосом. - Это трудно, потому что она права. Я хочу тебя прямо сейчас. И я боюсь, что уже слишком поздно. Я хочу остаться здесь.
- Надин...
- Н_е_т_! - сказала она с яростью. - Дай мне закончить. Я хочу о_с_т_а_т_ь_с_я _з_д_е_с_ь_, как ты не можешь этого понять? И если мы будем вместе, то я смогу это сделать. Ты - мой последний шанс, - сказала она, и голос ее дрогнул. - Джо уже больше нет.
- Он есть, - сказал Ларри, ощущая тупое и удивленное оцепенение. - Мы оставили его у твоего дома по дороге к себе. Разве он не там?
- Нет. В моей постели спит мальчик по имени Лео Роквей.
- Что ты хочешь... - Послушай, - сказала она. - Послушай меня, неужели ты не можешь меня в_ы_с_л_у_ш_а_т_ь_? Пока у меня был Джо, со мной было все в порядке. Я могла... быть настолько сильной, насколько это было необходимо. Но я ему больше не нужна. А мне нужно, чтобы я была кому-то нужна.
- Но ты нужна ему! - Конечно, нужна, - сказала Надин, и Ларри вновь почувствовал испуг. Она говорила уже не о Лео. - Я нужна ему. Именно этого-то я и боюсь. Именно поэтому я и пришла к тебе. - Она встала напротив него и посмотрела ему в глаза, гордо вздернув подбородок. Он мог ощущать чистый запах ее тела, и в нем проснулось желание. Но часть его устремилась обратно к Люси. Это была та самая часть, которая понадобится ему, если он хочет жить здесь, в Боулдере. Если он не прислушается к ней и уйдет с Надин, вполне возможно, что уже этой ночью они вдвоем покинут Боулдер. С ним будет все кончено. Старый Ларри будет торжествовать.
- Я должен идти домой, - сказал он. - Прости меня. Тебе придется справиться с этим самой, Надин. - "СПРАВИТЬСЯ С ЭТИМ САМОЙ" - разве это не те слова, которые он, в той или иной форме, произносил людям всю свою жизнь? Почему именно они слетели у него с языка, когда он знал, что прав, и заставили его усомниться в самом себе?
- Давай займемся любовью, - сказала она и обвила руками его шею. Она прижалась к нему всем телом, и по его мягкости, теплоте и пружинистости он понял, что оказался прав: под платьем действительно ничего не было. Голая задница под платьем, подумал он, и мысль эта привела его в сильное возбуждение.
- Все в порядке, я чувствую тебя, - сказала она и стала тереться о него - влево, вправо, вверх, вниз, сводя его с ума восхитительным ощущением трения. - Займемся любовью, и все это кончится. Я буду в безопасности. В безопасности. В безопасности. Позже он никак не мог понять, как ему удалось сделать это, когда он тремя быстрыми движениями и одним толчком мог оказаться внутри ее теплоты. Но он оторвал ее руки и оттолкнул ее с такой силой, что она споткнулась и чуть не упала. С губ ее сорвался тихий стон.
- Ларри, если б ты только знал...
- Но я не знаю. Так почему бы тебе не рассказать мне все, вместо того чтобы... пытаться меня изнасиловать? - Изнасиловать! - повторила она, пронзительно рассмеявшись. - О, как это забавно! Что ты говоришь! Я! Изнасиловать _т_е_б_я_! О, Ларри!
- Как это ни назови, но ты могла получить то, что хотела, на прошлой неделе, или на позапрошлой. На позапрошлой неделе я сам просил тебя об этом. Я хотел тебя.
- Это было слишком рано, - прошептала она.
- А теперь слишком поздно, - сказал он, ненавидя свой грубый тон, но не в силах смягчить его. Он еще трясся с головы до ног от желания. - Что ты собираешься делать?
- Все в порядке. До свидания, Ларри. Она повернулась к нему спиной. В этот миг она была не только Надин, навсегда отвернувшейся от него. Она была специалистом по оральной гигиене. Она была Ивонной, с которой он делил квартиру в Лос-Анджелесе - она послала его куда подальше, и ему пришлось убраться восвояси, оставив квартиру ей. Она была Ритой Блэкмор. И хуже всего, она была его матерью. - Надин? Она не обернулась. Она превратилась в черный силуэт, который можно было отличить от других черных силуэтов, только когда она переходила улицу. Потом она окончательно исчезла на черном фоне гор. Он еще раз позвал ее по имени, но она не ответила. Было что-то пугающее в том, как она оставила его, просто растаяв в черноте. Он стоял перед входом в магазин, сцепив руки, и лоб его был покрыт каплями пота, несмотря на вечернюю прохладу. Его призраки вновь были с ним, и наконец он узнал, как приходится расплачиваться за то, что ты не симпатичный парень: ты никогда не будешь уверен в мотивах своих поступков, никогда не сможешь определить, чего ты больше принес человеку - добра или зла, никогда не сможешь избавиться от кислого привкуса сомнения во рту и...
Он резко поднял голову. Глаза его расширились и чуть не вылезли из орбит. Снова занялся ветер и жутковато завыл в каком-то пустом дверном проеме. Ему показалось, что где-то далеко он слышит стук каблуков в ночи. Стук стоптанных каблуков где-то в предгорьях, который доносит до него прохладная волна утреннего ветра. Стук пыльных каблуков, держащих путь в могилу запада.
Люси услышала, как он вошел, и сердце ее бешено подскочило. Она велела ему успокоиться - возможно, он просто вернулся за своими вещами, - но оно успокаиваться не желало. ОН ВЫБРАЛ МЕНЯ, - стучало у нее в мозгу в ритм убыстрившимся ударам сердца. ОН ВЫБРАЛ МЕНЯ... Слезы заструились у нее по щекам. Дверь открылась, и она увидела его силуэт в дверном проеме.
- Люси? Ты не спишь?
- Да.
- Можно я зажгу лампу? - Да. В свете затрепетавшего язычка пламени лицо его выглядело бледным и взволнованным.
- Мне надо тебе кое-что сказать.
- Не надо ничего говорить. Просто ложись спать. - Я должен сказать это. Я... - Ларри? - Она села. - С тобой все в порядке? Он заговорил, словно не услышав ее вопроса.
- Я люблю тебя. Если я тебе нужен, то я буду рядом с тобой. Но у меня есть сомнения по поводу того, насколько ты счастлива со мной. Я вряд ли буду для тебя идеальной парой, Люси.
- Поживем - увидим. А пока ложись. Он лег. После того как они кончили заниматься любовью, она сказала, что любит его. Только через три дня они узнали о том, что Надин Кросс переехала жить к Гарольду Лаудеру.

Страница:  « назад   вперед »

Наверх